Надежда мира
Шрифт:
– Это еще почему?
– А он ранен был, – виновато объяснил Риэль. Стыдился он своей доброты, что ли. – И рана еще не зажила до конца, ему неудобно было бы на полу. А мне-то что? Я на голой земле спать могу. Одеяло у меня было…
– Я ему свой дорожный плащ дал, когда он высох. Знаешь, такая накидка, не шибко удобно в качестве только одежды, но универсальна, может и одеялом служить. И подушек было две, так что и ему хватило, и мне. Так что мы вместе провели дней пятнадцать, представляешь? Идти было особенно некуда, сидеть в битком набитом зале – удовольствие ниже среднего, так что мы в основном в комнате и торчали. Уж и наслушался я его за это время! Риэль, смотри, она мне сейчас глаза выцарапает! Хороший он менестрель, успокойся, и слушал
– И чем друг другу не нравились? – спросила Женя, принимая из рук Риэля отвар. Риэль помог Тарвику раздеться, и Женя начала осторожно обтирать его изможденное тело полотенцем, смоченным отваром. Темные пятна на коже не были похожи на синяки, но Тарвик морщился, когда Женя их касалась.
– Жезл, – пояснил он. – Долго держатся следы. Не обращай внимания. Чем не нравились? И много ты в Новосибирске встречала мужчин, которым нравились бы геи? Риэль, так в ее мире называют мужеложцев. Не ругательно. Ругательно вас называют… Ой, больно же! Молчу! В общем, на этом и не сошлись. К тому же… Драться не станешь? С ним-то мы это еще тогда подробно обсудили. Слабак он, а я слабаков не люблю. А он соответственно не любит таких, как я, и, хотя и не признается, но завидует. Уверенности в себе, например. Силе характера. Но расстались мы все же не врагами. Друзьями стать не могли по определению, но понимать друг друга начали.
– Начали начинать, – поправил Риэль. – Тарвик, а может, всеобтереть? Мы отвернемся, ты сам сможешь.
– Думаешь, это вернет мне мужскую силу? – с сомнением спросил Тарвик. А ведь и правда силен. Мужчин эта катастрофа убивает, а он ничего, подшучивает еще. – Ну давай попробуем, а то ведь никакая виагра не спасет… Отворачиваться – как хотите, мне все равно. Женька меня уже видела… правда, в более боевом состоянии, а мужчины вот сколько на меня любовались а-ля натюрель…
Дней через десять ему стало заметно лучше. Даже аппетит появился, шагал он куда бодрее, шуточки отпускал в своем стиле. И – Женя видела – радовался тому, что жив. Он подставлял солнцу лицо, не задумываясь об ожоге на скуле, он бросался в озера и речки, чтобы не поплавать – рука ему этого никак не позволяла, но просто поплескаться на мелководье, он не спорил, когда Женя забирала в стирку его вещи, не возражал, когда Риэль купил ему сменное белье и рубашку. Женя понимала: он не принимает это как должное, записывает все в свою базу данных, запоминает и обязательно постарается вернуть долг. И вернет. Не деньгами. Услугой. Помощью. Изворотливым своим умом.
Женя успела выучить свою незатейливую биографию, так же трудно подлежащую проверке, как и история о сгоревшем борделе. Тарвик развлекался тем, что расспрашивал ее в стиле «тройки», разве что пытки не применял. Так же тщательно он отрабатывал с Риэлем историю его знакомства с Женей. Женя не обладала никакими «шпионскими» данными, на ее взгляд, истории были безупречны, придраться возможности не представлялось, и разоблачить их могли только с помощью пыток. Риэль ее сдаст? Да она сама себя радостно сдаст при малейшей угрозе! Вольно Тарвику быть героем, она-то не собирается…
На привалах они терзали Тарвика массажем: то Риэль, то Женя осторожно растирали его полупарализованную руку, а он скрипел зубами, давил стоны, но не возражал, тоже надеясь, что это поможет. Увидев у Жени подаренный Райвом кинжал, одобрительно кивнул и пообещал научить им пользоваться. Женя отвернулась, чтоб ее усмешечка его не насторожила. Ей, конечно, пользоваться ножом не приходилось, однако уж как-нибудь сумеет. Он, кажется, так и считает ее прежней офис-леди, разве что распробовавшей жизнь бродяги. А с каким удивлением он слушал ее пение и как же хохотал, когда сообразил, что именно она поет!
Еще через десять дней ожоги на запястье и на лице стали шрамами. Равносторонний треугольник, перечеркнутый косой линией, так напоминавший Жене знак на одежде, то ли не
Но что удивительно: прохладный прием они встречали далеко не везде. Чаще случалось так: Жене и Риэлю предоставляли комнату или угол в деревенском доме, а Тарвику – место на сеновале. Женя, честно говоря, думала, что однажды он так и исчезнет с этого сеновала, но он не исчезал, выходил утром выспавшийся и даже довольный. Погода была просто сказочная – до летней жары было еще далеко, но дни были солнечные, ночи теплые, по Жениным прикидкам – чуть не круглосуточные плюс двадцать пять.
Тарвик благоразумно не цеплялся к Риэлю, потому что после первой же его шуточки Женя глянула так свирепо, что он тут же принялся делать успокаивающие жесты и обещать вести себя хорошо. До более-менее крупного города они дошли за полтора месяца. Встречались им стражники, и конные, и пешие, но странноватая троица не вызывала у них никакого интереса. Риэля просили предъявить знак Гильдии, на свежий шрам Тарвика смотрели без малейшего осуждения, с Женей слегка заигрывали. Странные тут были порядки все-таки. Тарвик пытался ей объяснить: прощен значит прощен, для властных структур пустое место, для народа – просто лишенец, которого можно за бесплатно припахать там, где самому работать не хочется, а вместо денег кусок хлеба дать или рваные штаны зад прикрыть. Он категорически отказался останавливаться с ними в гостинице, попросился у хозяина на сеновал, и тот неохотно позволил, прикинув, что пара менестрелей привлечет в ресторан больше народу, чем оттолкнет один прощенный преступник.
В этом городе Риэль, будучи человеком последовательным, снял в банке немного денег, чтобы экипировать Тарвика для дороги, купил ему одеяло, бритву и штаны по размеру, и кроме того, попросив Женю подождать снаружи, долго торчал в аптеке и вернулся довольным – выяснил, чем можно подлечить Тарвика. Комплекс витаминов и микроэлементов, наверное. Заговоренный магическим образом. Тьфу ты…
В этом городе Риэль встретился с давним знакомым, и Женя с Тарвиком, переглянувшись, отпустили его в гости, предположив, что знакомый не простой, а интимный. Сами же вернулись в гостиницу и с разрешения хозяина просидели до вечера в комнате. Сначала молчали, не только Женя не находила слов для разговора, но и Тарвик только поглядывал на нее, но потом, когда прислуга принесла им поднос с ужином, спросил:
– А и правда, ты как здесь? Адаптировалась? Жень, скажи откровенно.
Женя довольно долго откровенно и путано объясняла ему, как себя здесь чувствует и почему не воспользовалась бы порталом, окажись он прямо здесь и прямо сейчас. Тарвик даже не удивился.
– Бывает. Ты попала в то место, где тебе хорошо. Ни от кого не зависишь, не надо постоянно прикидываться. Мне кажется, ты благодарна нашему миру за то, что здесь можешь быть сама собой. Ты и там могла бы, конечно, да только… в общем, мир другой. Иначе устроен. Я говорил тебе, что Гатая мне нравится, а я ведь видел не только Землю. А в Гатае стоит жить именно в Комрайне. Ну, можно, конечно, еще в паре мест, но и Комрайн хорош. И вот еще… Женя, я ценю то, что сделал для меня Риэль. Он-то считает, что я ему помог, а не наоборот, ну а у меня другое мнение. То, что он предоставил мне кровать, меня добило. Увидел, что у меня плечо перевязано, забеспокоился, что на полу мне будет холодно, а застудить рану – паршиво может кончиться… Хороший он парень, даром что гей… только ведь и правда, не приведи Создатель, попадется «тройке» – и все, никакая легенда уже не поможет. И я последний, что его осудит. Ни одному нормальному человеку не выдержать…