Надежда узника

Файнток Дэвид

– Помню, но все равно непонятно. Что конкретно ему могла дать моя смерть?

– Он хочет разжечь войну с Правительством, поэтому устранение трезвомыслящего представителя властей ему на руку.

– Неужели это единственная причина?! – воскликнул я. Любые другие мотивы убийства мне были бы понятны. Но взбунтоваться против законного правительства? Уму непостижимо! На Земле никаких революций не было уже больше столетия с тех пор, как закончилась эпоха бунтов. Мне стало не по себе.

– Что толку гадать о причинах сейчас?

Все выяснится, лишь когда Мантье будет схвачен, – сказал Зак Хоупвелл.

– Конечно, – согласился я. – Как жаль, что мне не удалось поговорить с адмиралом. Может быть, Адмиралтейство исправит свои ошибки, когда я прорвусь к Де Марне.

– Вы послали ему письменный доклад?

– Разумеется. Послал в тот же день, когда вернулся в Сентралтаун. – Но я сомневался, что Де Марне что-то предпримет до встречи со мной.

– Не знаю, какие планы у Мантье, а вот Лаура хочет, чтобы Устав Планеты был пересмотрен, – сказал Хармон. – По ее мнению, управлять должно не чуждое нам правительство, назначенное Землей, а совет местных плантаторов.

– Это требует согласования с ООН, что не входит в мою компетенцию, – выдавил я, чувствуя себя мелким человеком.

– Знаем.

На этом серьезный разговор закончился. Меня пригласили отобедать, затем я нанес кратковременный визит чете Палаби и отправился в Сентралтаун. В полете мне позвонили по телефону.

– Капитан, с нами связалась мисс Уэллс, – сообщил Хоупвелл. – Она хочет срочно с вами поговорить.

Я мысленно выругался. Личная жизнь – это одно, а работа – другое, и совмещать эти разные вещи я не люблю. Конечно, я мог бы позвонить Анни и выяснить, в чем дело, но лететь оставалось недолго, около часа, поэтому я решил подождать, чтобы разобраться на месте. Зачем попусту суетиться?

Анни открыла мне дверь с покрасневшими от слез глазами.

– «Конкорд» улетает завтра. Утром в десять. Мне говорили, я надо лететь, – сообщила она с чудовищным акцентом, что случалось только в минуты сильнейшего волнения.

– Ох… Анни… – Я сжал ее в объятиях. Конечно, я давно знал, что этот горестный день рано или поздно настанет, но…

– Меня сунут на Окраину, – всхлипывала Анни. – В ссылку. Опять с беспризорниками. Полный конец!

– Анни, не коверкай слова, – вырвалось у меня. Слишком долго я обучал ее правильной речи.

Мы зашли в спальню. На кровати лежала ее сумка, наполовину собранная.

– Как жаль, что ты уезжаешь, – тупо пробубнил я.

– Мне тоже, Никки.

– Скоро мне дадут корабль. Тебе не разрешили бы летать со мной.

– Знаю. Как я запихну сюда все свои новые тряпки? – улыбнулась она сквозь слезы, – Нужна еще одна сумка.

– Купим тебе сумку. Самую лучшую. – Я схватил ее за руку. – И рубиновое ожерелье, которое тебе так понравилось, и много других драгоценностей.

– В самом деле? Ой, Ник, не надо этого.

Я уже пожалел о своей несдержанности. На одно только

ожерелье ушло бы двухмесячное жалование. Но на что еще мне тратить деньги?

– Это для меня сущая ерунда, – мужественно заявил я и повел Анни на улицу к электромобилю.

Через пару часов на фоне ее светлого атласного платьица сияло и переливалось темно-красное ожерелье. Мы вернулись в квартиру, и тут моя радость погасла. Разлука так близка!

– Подожди минуту, – сказала Анни и шмыгнула в спальню.

Я сидел несчастный, подавленный, представляя себе, как я возненавижу это квартиру, когда некому станет утешить меня. Наверно, придется переселиться в казарму.

– Никки, пожалуйста, помоги мне, – позвала Анни.

– Не закрывается сумка, лапочка? – спросил я, вставая с кресла. – Может быть, купить сумку побольше? – Я вошел в спальню и встал как вкопанный.

Кроме рубинового ожерелья, красиво сверкающего в вечернем свете, на ней ничего не было.

– Никки, покажи мне, как отстегивается ожерелье, – попросила она.

Я подошел сзади, коснулся драгоценности. Анни повернулась ко мне, жарко прильнула, нежная, женственная, беззащитная. Наши губы встретились. Я поспешно сбросил с себя одежду, и мы бросились в постель.

Вечер незаметно превратился в ночь. Мы уже лежали без сил, когда зазвонил телефон.

– Капитан Сифорт? – послышалось из трубки. – Говорит лейтенант Эйфертс. Мне удалось уговорить адмирала Де Марне принять вас на несколько минут. Приходите утром в десять часов.

– Хорошо. – Я положил трубку.

– Что случилось? – сонным голосом спросила Анни.

– Адмирал наконец согласился меня принять. Завтра. Я отвезу тебя на космодром и отправлюсь в Адмиралтейство.

– Я рада, что ты все-таки добился этой встречи.

– Я тоже.

Анни всхлипнула. Я нежно обнял ее, пытаясь как-то утешить. Что я мог сделать? Ничего. Разлука была неизбежной. На планете Окраина Анни будет работать на фабрике, производящей всякую всячину для молодой развивающейся колонии. Конечно, мы будем переписываться. Не знаю как Анни, а я буду ей писать, по крайней мере какое-то время. А потом наши письма станут приходить все реже и реже…

Возможно, что с Божьей помощью я сумею забыть ее.

Утром я позвонил в госпиталь. Алекс все еще был в коме. Его шансы на выздоровление таяли с каждым днем.

Одевшись, я пил на кухне кофе, хмуро перечитывал на экране блокнота свой доклад, давно посланный адмиралу. Анни уложила в красивую новую сумку последние вещи.

Где-то вверху на орбитальной станции ее ждал «Конкорд». Я тянул время до последнего, но всему есть предел. Опаздывать было нельзя. Пришлось идти.

Мы проехали на электромобиле мимо космодрома и остановились у Адмиралтейства. На космодроме, расположенном неподалеку, уже началась посадка на шаттл. Через полтора часа он причалит к орбитальной станции.