Надежда
Шрифт:
— Не скажи! Не от безделья. Сложный, многогранный процесс общения с голубями. Голуби — это целый мир! Фантастически красивы декоративные голуби. Ты не представляешь, сколько их видов! А какие интересные у голубятников споры, разговоры, ритуалы! Матери не разрешают нам с ними дружить. По их понятиям, голубятник — значит преступник.
Я замечал, что у дерзких, излишне жестких пацанов проявляется особая тяга к голубям, к красоте. Мне кажется, что она возникает, чтобы сгладить, смягчить, украсить их жизнь любовью. Мы на таких ребят снизу вверх смотрим. Я завел себе голубей павлиньей породы. Голубятники кому зря
Представляешь, утром встаешь, а над тобой — тучи голубей! В душе что-то переворачивается, новое, хорошее возникает. Чувствуешь, что находишься в маленькой, не многим доступной стране счастья... В этом году ястреб поселился у нас в ближнем лесу. В глубь города не летает. Шума боится. В нашем районе обосновался. Сядет на соседскую яблоню и выжидает. Только я начинаю выпускать голубей, а он тут как тут. Ворону не поймает. Она отпор ему дает. Сама долбануть может. Так он домашних доверчивых голубей хватает. У меня за зиму восемнадцать своровал, — вздохнул Виталик. — Знаешь, голубь, если беда не разнимет, всю жизнь с одной голубкой проживает. Неотступно ходит за нею вслед. Раз пропала у меня на два дня одна «дамочка», так ее муж места не находил, все бегал туда-сюда, о сетку бился. Смотрю, радостно заметался. Подруга вернулась.. Совсем как люди.
Мы еще флаг по утрам во дворе на вышке поднимаем, сказал он, желая отвлечься от грустных мыслей. — Потом мода пошла делать поджигные и в логу стрелять.
— А у нас все больше луки со стрелами. За игру с огнем родители всыплют по первое число, — сказала я, явно завидуя Виталику.
— У нас, если расшалишься, каждый сосед может дать подзатыльник, и мы воспринимаем это как должное, не обижаемся. На улице все друг другу как родные. Все на ней выросли. До сих пор, как праздник, так столы на лужайке расставляем, и кто что может, на общий стол несем. Здорово! Наши родители с семи до семи на работе. Уроки сами учим. Если что не выходит, к друзьям бежим. Даже грудных детей нам оставляют. Дружно живем! — все более увлекаясь, рассказывал Виталик.
Раздался свист.
— Ленчик зовет. Пойдем за школу. Там сегодня сбор пацанов с улицы Гигант, — предложил мне гость.
— Нет. Мы коров сейчас с девчонками пойдем встречать, — ответила я.
— Жаль. Ну, пока, — попрощался Виталик и побежал догонять Леню.
ТРАГЕДИЯ
Сегодня я первая примчалась к бревнам. Поерзала пару минут и уже собралась позвать Зою, как увидела Виталика и махнула ему рукой. Он подошел и тихо сел на лавочку.
— Ты чего как в воду опущенный? — удивилась я.
— Приехал бабушку навестить, а душа моя в этот раз все равно в городе осталась. Друг у меня там самый лучший. Ника. Мы с ним в одном классе учимся. В бараке наши комнаты рядом. Как брат он мне. Умный очень. Добрый, совестливый. Бывало, зардеется от смущения, как девчонка, если ребята солененькую шуточку отпустят. И я его подразнивал за нежность, излишнюю, как мне казалось утонченность, не свойственную мальчишескому кругу. И вдруг отца убил... Отец его выпивал сильно, на мать с топором кидался. В комнате все рубил, рвал... Ника маму обожает. Помогает по дому. Она у него грамотная. В отделе культуры работает. Особенная женщина. Вокруг нас все больше простые люди живут.
В тот вечер я нашел его
— Он на этот раз не пугал маму... Я выстрелил, когда он занес над нею топор... Не помню, как ружье сорвал с гвоздя... А если бы не спас?..
Кого винить в несчастье? Ник готов был руки на себя наложить. Оправданий не искал. Его оправдали. Но он сам себя судит, съедает, уничтожает. Он не видел тогда выхода из жуткой ситуации, но все равно только себя винит в гибели отца. Не может понять, как руку поднял на отца, считает себя убийцей. Не представляет, как жить с этим дальше...
— А ты любишь своего отца? — спросила я тихо после затянувшейся паузы.
— Обожаю до потери пульса. Мать земная, а он — небожитель. Голоса никогда не повысит. Восторженная душа. Ласковый, фантазер. От него в моей жизни праздники. Я в него пошел.
Но один раз произошло непонятное. Лупу я нашел. Настоящую, большую. Толстое такое стекло. Носился с ней как с писаной торбой. А друг мой Колька Бакланов в овраге старый ржавый пистолет раскопал. Разнеможный! И стал он предметом моих грез. Коля предложил меняться. Мне жалко было терять лупу. Я долго мучился, но все же решился. Получил пистолет, отмочил в керосине, шкуркой наждачной почистил и показал отцу. И представляешь, не поверил отец, что я поменялся. Говорит: «Никогда не ври». Задохнулся я от обиды. Даже не стал ничего доказывать. Слезы готовы были брызнуть из глаз. Как такое мог сказать мой великолепный отец? Недоверием убить можно! До сих пор скребет сердце память об этом случае. А ты своего отца любишь?
Я опустила голову.
БУНТ НА КОРАБЛЕ
У нас производственная практика на колхозном поле. Погода стоит чудная. Солнце рассыпает золотые снопы лучей. Нещадно палит зной. Раскаленная земля пышет жаром. Суетятся изумрудные мухи. Они прилетают к нам с животноводческой фермы. Сегодня пропалываем и продергиваем морковку. Грядки длиной в километр. Хотя спины у нас привычные, но рядок слишком длинный даже для нас. Работаем добросовестно, переговариваемся с ближайшими соседями. Разгибая онемевшие спины, перебрасываемся шуточками.
Ко мне подошла учительница литературы старших классов Александра Андреевна и спросила удивленно:
— Зачем ты с такой силой ударяешь тяпкой? Эдак к концу дня без рук останешься. Давай покажу, как надо работать.
— Не первоклашка! Не надо меня учить полоть! — обиделась я.
— Не сердись. В любом деле есть свои тонкости. Скос жала у тяпок разный. Почему так низко к земле наклоняешься?
— Мне так легче, — не очень любезно, независимо ответила я.
Александра Андреевна взяла у меня тяпку, «прошмыгала» с метр и воскликнула удивленно:
— Она же у тебя тупая, как сибирский валенок!
— Какую дали, такой и работаю, — буркнула я недовольно, сконфуженная своим предвзятым пониманием поведения учительницы.
— Попроси у отца тяпку из косы, — доброжелательно посоветовала Александра Андреевна.
— У нас все такие.
— Ну, пусть хоть поточит.
— Сама точу напильником, — досадуя то ли на себя, то ли на отца, ответила я поспешно.
— Руководить у него хорошо получается, а дома, по хозяйству...
— У каждого свой талант, — вступилась я за отца.