Надежда
Шрифт:
– Дуся! Девочка моя. А я думала ты погибла. Иди ко мне маленькая – протягивая к девчушке руки и подбегая к ней, воскликнула молодая женщина, которая оказалась воспитательницей детского дома, который был эвакуирован в Ташкент.
Дуся отпустила руку Марии и побежала навстречу своей воспитательнице. Та обняв девочку, подняла на руки. Из центра пришёл приказ, чтобы всех оставшихся посадить на станции в поезд и отправить в Ташкент. Через неделю, Дусю с остальными детьми привезли на станцию в Ташкент. Девочка попала в узбекскую семью, которая дала кров, а точнее приютила ещё семерых детей. Здесь Дуся должна была пережить ужасы войны, которые и Узбекистан не обошли стороной. На авиационном заводе, который переоборудовали под завод по изготовлению боеприпасов, боевых самолётов, пулемётов и пушек, работали в три смены даже подростки. Девиз,
"Всё
– Наша Анюта… – называли её бойцы.
О гибели мужа, Анна узнала только после войны, когда вернулась домой в Ленинград. Похоронка ждала женщину в ящике для писем. Дом к счастью не был разрушен, Петровна, соседка Анны, отдала ей ключи от квартиры и рассказала, что мама её умерла, а дочь Дуся была эвакуирована в Ташкент. Несчастная женщина жила лишь мыслью, чтобы найти свою дочь.
Но это будет потом…а пока ещё шла война и Анна в неведении о муже, матери и дочери, просто воевала, вытаскивая на себе раненных солдат, спасая им жизни. А в далёком Ташкенте, в семью, куда попала маленькая, четырёхлетняя Дуся, жили Кодиржон акя и Саломат хола у которых было двое своих взрослых детей. Сын Собиржон ушел на войну и воевал под Смоленском, откуда почти каждый месяц приходили письма, в треугольном конвертике. Слов было мало, Собиржон докладывал, что жив и здоров и бьёт фашистов, спрашивал о состоянии здоровья отца, матери и сестры, двадцативосьмилетней Мехринисо, к сожалению девушка замуж выйти не могла, её просто никто не брал. В детстве будучи девочкой, она упала с дерева, когда лазила за тутовником и во время короткого полёта, задела глазом сухой сук, который и повредил ей глаз. Глаз даже закровил и когда девочку привезли в больницу, врачи лишь развели руками, глаз просто вытек, и с тех пор она осталась слепой на один глаз. Поэтому она носила перевязку, на глаз было просто страшно смотреть и вначале, когда Мехринисо было шестнадцать лет, свататься за неё ещё приходили, но Саломат хола лишь плакала и тихо отвечала.
– Мехринисо не может выйти замуж, она крива на один глаз.
Сваты покачивали головами и молча уходили, да и что тут скажешь? Кому нужна была невестка с одним глазом? Но к слову сказать, Мехринисо и не рвалась замуж, она была по натуре своей оптимисткой, весёлой, не унывающей девушкой. В школе всегда активная, поэтому и была старостой класса, а потом и комсоргом и пионервожатой в младших классах. Родители её не мешали ей.
– Пусть хоть так жизни радуется – говорил Кодиржон акя жене.
Та опять плакала, вытирая слёзы уголком платка, которым накрепко завязывала голову, сложив углом и завязав на затылке, как это делали все узбекские женщины. Хорошо паранджу хоть сняли, а то ведь до войны, в недалёком прошлом почти все женщины носили паранджу, несмотря на то, что в Ташкенте давно была советская власть. Нет, нет, всё равно встречались женщины, в пожилом возрасте, которые ещё носили её, особенно в старом городе, где и проживала семья Кодиржон акя и Саломат хола. Грохота войны здесь слышно не было, поэтому дети беззаботно игрались, выйдя за дувал старого дома или бегали на речку, которая протекала неподалёку. Речушка была не глубокая, поэтому Саломат хола без страха отпускала детишек, в жаркий день искупаться и позагорать. Голод давал о себе знать, Кодиржон акя к сожалению тоже был неполноценным, он со своими родителями жил в Янгиюле и с юности работал на станции, помощником рабочим на железной дороге. И как-то ночью, он попал под товарный вагон и ему отрезало правую ногу. Родители молились, говоря.
– Слава Аллаху жив остался. Но парень он был видный и шустрый и быстро научился ходить на деревянной ноге, да и женился без проблем, работяга был, шустрее здорового. Поэтому друг его отца, отдал свою дочь Саломат за Кодиржона. Дети ведь с детства росли вместе, как и их чувства друг к другу. Все удивлялись.
– Эээ, Жалолакя. Что ж Вы здоровую дочь за калеку отдаёте? Что ж, Вашу дочь любой джигит возьмёт – говорили отцу Мехринисо.
– Чем же Кодиржон плох? Парень рос у меня на глазах, я его, как сына люблю, а то что ноги нет, это воля Аллаха. Знать судьба такая, зато ходит он лучше Вас, двуногих, да и работы никакой не боится.
Сыграв скромную свадьбу, молодым позволили уехать в Ташкент, где они и обосновались. Кодиржон акя открыл небольшую будку возле дома и сапожничал, выучившись этому немудрёному делу. Саломат всё делала по дому, потом у них родились погодки, сначала сын, чему очень обрадовался Кодиржонакя, через год девочка. Жили, как все, ни бедно, ни богато, часто из Янгиюля приезжали поочередно родители Кодиржона и Саломат, привозили им выращенную своими руками картошку, лук, морковь и много фруктов. Бывало и мясо перепадало, если вдруг резали барана или бычка. Проходили годы, поочереди поумирали родители Кодиржона, потом и Саломат. Были конечно родственники, но у каждого своя семья, свои заботы и ездить друг к другу в гости могли позволить только тогда если кто-то из родных умирал, или если женился или выходил замуж. Что кстати было не редкостью. Детишек у родственников было много, все быстро подрастали. А перед самой войной, Кодиржонакя и Саломат хола, подкопив немного денег и откормив небольшого барана, собирались женить сына Собиржона, да не успели, война началась. Пришлось отложить планы, Собиржона забрали на фронт и остались они втроём с дочерью Мехринисо. А тут стали отовсюду детишек привозить, из Москвы, Ленинграда, Киева и Минска. Поговорив с женой, Кодиржонакя взял на воспитание двоих мальчиков, один был из Белоруссии, другой с Украины. Однажды, как-то проходя по базару в старом городе, Кодиржон акя увидел маленького пацана, казаха. Мальчуган лазил под прилавками, находил прогнившие наполовину фрукты и ел их. А если очень везло, кто-нибудь давал сухую лепёшку, которую продать не смогли. Кодиржон акя не задумываясь подошёл к нему и спросил.
– Есть хочешь?
Измазанный и измученный ребёнок, лишь кивнул головой. Мужчина взял маленькую ручку мальчика в свою руку и повёл домой.
– Мать, накорми нашего сына, искупай и одежонку справь на него – сказал он жене.
Та молча вынесла тарелку супа, кусок хлеба и усадив мальчика за стол накормила, затем искупала и вынесла старую, но чистую одежду.
– Тебя как зовут сынок? – ласково спросила Саломат опа.
– Бекмет – опустив голову, ответил ребёнок.
– А родители твои где? – спрашивала женщина.
Бекмет лишь ниже опустил голову и промолчал. А было ему девять лет и так он остался жить в этой семье. Потом уже они взяли ещё троих детей, мальчика и двух девочек, Дуся в этом доме оказалась последней и самой младшей. С ней часто возилась Мехринисо, полюбив её, ну как дочь родную. Может материнские чувства в ней проснулись? Не имея возможности иметь своих детей, девушка привязалась к маленькой Дусе и та постоянно ходила за ней следом, держа ее за подол длинного, узбекского покроя платья.
А ранней весной, Мехринисо будила девочек, брала старую наволочку и они все вместе ходили на речку, Анхор, протекавшей недалеко от дома. Там, на берегу Мехринисо и девочки, названные её сестрёнки, собирали мяту, молодую, душистую, с фиолетовым оттенком, собирали подорожник и другие травы. Сложив всю собранную траву в наволочку, они приходили домой, Мехринисо делала постное тесто, потом промывала траву, мелко нарезАла и пекла в тандыре самсу из зелени. Наверное вкуснее ничего и не было. Все садились за дастархан, на большом айване, (террасе) с большими окнами и глиняным полом, застеленным циновкой и вокруг стола с короткими ножками, называемый хантахта, курпачой. Заваривали чай, из сухих листьев смородины, которую собирали летом и сушили и с горячей самсой ели, запивая этим горячим чаем. Как назвать дни, которые проходили во время этой войны? Выживанием? Не думаю, люди жили полной жизнью, пусть не доедали, не носили красивой одежды и драгоценности…но ходили в библиотеки, зачитываясь приключениями пиратов, капитанов и Робинзона Крузо. Бывало, раз в неделю, Кодиржон акя давал детям восемьдесят копеек и они со счастливыми лицами, бежали к старенькому кинотеатру, покупали билеты и смотрели любимые фильмы. "Весёлые ребята" был любимым фильмом и смотрели дети его уже в который раз, каждый раз весело смеясь, будто впервые смотрели. В свободное от работы время, Кодиржон акя стругал для мальчиков деревянных солдатиков, а Саломат хола, сшила из старых лоскутков мячик, а девочкам небольшие куклы. Наверное для детей и игрушек дороже не было. Шли дни, шли разговоры, что войне скоро конец. Кодиржон акя и Саломат хола часто обсуждали вопрос о детях.