Надежда
Шрифт:
— Это Кейтер, — сказал Докси.
Бирн встал, пожал Кларенсу руку и указал на кресло возле стола. Докси подал главному редактору статью.
Во внешности Бирна не было ничего напоминающего примелькавшийся уже в романах тип преуспевающего дельца — квадратная челюсть и двухметровые плечи. Кларенсу он напомнил французского рантье, умеющего и любящего пожить. Бирну было около сорока лет. На макушке у него светилась заметная лысина, и темный костюм с трудом скрывал тяжелое яйцевидное брюшко.
Он сразу же, стоя, начал читать. Движения у него были мягкие и округлые,
Окончив чтение, он положил листки на стол.
— Мистер Кейтер много работал над этим делом, — сказал он полуутвердительно, полувопросительно.
— Кейтер занимался делом Каталони с самого начала, — поспешно сказал Докси. — Мы его не загружали ничем другим.
Бирн удовлетворенно склонил голову. Видно было, что вся история с Каталони и Бенсоном да и вообще положение в порту нисколько не взволновали его. Кларенс подумал, что за столом этого роскошно обставленного кабинета главный редактор был слишком далек от всего того, что совершалось на пыльном асфальте причалов в порту, в бараках за восточным кварталом и в прокуренных комнатах полиции.
— Материал меня удовлетворяет, — сказал Бирн. — Сколько у нас получает мистер Кейтер?
Докси назвал цифру.
— С будущей недели вы сможете перевести его на более высокий оклад, мистер Докси.
Кларенс покраснел. Выходит, он выиграл на смерти Каталони и Бенсона. Со стыдом он вспомнил свою радость в тот день, когда Докси впервые послал его в порт. Репортер подвигал шеей в обмятом за день воротничке. Неужели Бирн не мог понять, что сейчас не время говорить о деньгах? Прибавка казалась Кларенсу ценой крови несчастного Бенсона. Откашлявшись, он хрипловато сказал:
— Я этим не для денег занимался. Здесь важнее вопрос о правосудии.
Бирн удивленно и даже весело взглянул на Кларенса, на Докси, как бы приглашая его полюбоваться человеком, который отказывается от денег. Затем он снова склонил голову и повторил:
— Материал меня удовлетворяет.
Кларенс снова откашлялся. Он понял теперь, что ему совершенно неважно сейчас, удовлетворяет ли Бирна материал или нет. В конце концов он стремился вовсе не к этому. И Бенсон рисковал своей жизнью и отдал ее тоже не для этого. Все страсти и ужасы последней недели — колебания и смерть грузчика, слезы Розиты Каталони, волненья и страхи самого Кларенса — всё это как-то стихло сейчас, запутавшись в мохнатом ковре роскошного покойного кабинета, освещенного мягким светом хрустальной люстры.
Кларенс решил быть настойчивее.
— Вы это пустите в номер?
Бирн опять взглянул на Докси. На этот раз в его взгляде было удивление человека, который столкнулся с неслыханным нарушением приличий.
Докси безмолвно пожал плечами.
Бирн повернулся к Кларенсу и слегка поклонился..
— Очевидно.
Репортер и начальник отдела вышли. На лестнице Кларенс дал волю своему нетерпению.
— Я так и не понял, напечатает он или нет.
Он
Начальник отдела усмехнулся.
— Конечно, напечатает. Ведь он же очень интересовался этим делом.
— Так что же он ничего не сказал определенно?
Докси пожал плечами.
— Он — главный редактор.
— Значит, вы считаете, что материал будет в завтрашнем утреннем выпуске?
— Несомненно, — решительно сказал Докси. — Вы не обращайте внимания на то, как он себя ведет. Он только вида не показывает, насколько это ему важно. Поезжайте спокойно домой и отдохните.
Это был хороший совет. Кларенс едва держался на ногах.
Садясь в автобус, он подумал о том, что Бирн в течение всей встречи в кабинете ни разу не обратился лично к нему. Главный редактор вел разговор через Докси, как будто он и начальник отдела только двое принадлежали к какому-то кругу посвященных, в который репортеру не было доступа.
Кларенс сознавал, что еще неделю тому назад это мучило бы его, но теперь ему всё равно. Самое главное было в том, чтобы показания Бенсона появились в газете.
Люси встретила его со слезами на глазах.
— Как ты мог не дать знать о себе весь день! Я думала, — что-нибудь случилось.
Самое существование жены со всеми ее проблемами было чем-то вроде неожиданности для Кларенса, поскольку всю дорогу он думал о событиях сегодняшнего дня.
Люси ввела его в переднюю и вдруг, побледнев, отступила на шаг. Широко раскрытые глаза со страхом смотрели на мужа. Вид у него был горячечный.
— Что с тобой? Тебя уволили?
— До этого еще не дошло, — сказал Кларенс.
— У тебя какие-нибудь неприятности? — настаивала Люси.
Кларенс горько вздохнул, Едва ли это можно было назвать неприятностями.
Он взял жену под руку и повел на кухню. Они сели за столик. Глядя на никелированные краники газовой плиты, Кларенс не торопясь рассказал Люси о том, что случилось за последние два дня.
Когда он кончил, Люси, к которой уже вернулась ее обычная уверенность, спросила:
— А ты убежден, что всё, что говорил Бенсон, — правда?
— Всё до единого слова.
— Ну тогда ты можешь спокойно выступать на следствии.
Это было серьезным облегчением для Кларенса, Больше всего он боялся, что Люси попросту напугается и потребует от него отказаться от какого-либо участия в этом деле. Он не был уверен, что в этом случае у него хватило бы сил противостоять ей. Но он плохо знал жену, В голубых круглых глазах Люси не было ни колебаний, ни сомнений. Кларенс вспомнил, как в университете некоторые девушки с сожалением говорили про Люси, что у нее нет ни малейшего чувства юмора. В поступке какого-нибудь студента, явившегося на лекцию пьяным и нагрубившего профессору, она никак не могла найти того, что другие называли словами «оригинально» или «шикарно». Она прямо шла к сути дела, минуя всё сопровождавшее его, но не являвшееся главным. Так было и теперь. Трагедия Бенсона и Каталони и положение в порту казались ей более существенным, чем ее собственное благополучие.