Надо – значит надо!
Шрифт:
— Понятно, свою нишу ищет, — киваю я.
— Вот-вот, это ты точно подметил. Нишу. Ну, иди, ждёт тебя шеф мой.
Белоконя я оставляю у Гурко, пусть притираются понемногу. А сам иду к Андропову. Он принимает меня довольно тепло и благодарит за быструю реакцию и оперативность. Я сообщаю, что мой кандидат Белоконь участвовал в операции самым активным образом и тот даёт согласие на выдвижение.
Теперь бы, как после победы на выборах, начать почивать на лаврах, но до этого, разумеется ещё очень
— Щёлоков теперь, надо полагать пойдёт на пенсию? — завуалированно интересуюсь я министерским креслом.
— То что пойдёт, даже сомнений нет, а вот на пенсию или в казённый дом, надо ещё подумать. Леонид Ильич попросил своего старого приятеля по возможности не терроризировать, но это вопрос времени. Причём, достаточно скорого времени.
Понятно. Как только Брежнев уступит место Андропову, сразу начнётся добивание Щёлокова. И, опять же, если уступит.
— Как там Злобин поживает? — интересуется Юрий Владимирович.
— Да вроде неплохо. Всем доволен. Расправляет крылья.
— Удивительно, что он не присоединился к мятежникам. Если те броневики не брать во внимание.
— Не был уверен, во что всё выльется, вот и решил переждать. Это моя версия.
— Ну, да — кивает Андропов. — Если бы выиграл, то не слишком много, а если проиграл бы, то всё. Смотри, держи с ним ухо востро, человек он непростой. Это он тебе место службы определял, кстати сказать. Брежнев не настаивал, чтобы тебя в такую дыру законопатить.
— Правда? — усмехаюсь я. — А он сказал, что это ваших рук дело.
— Правда, — серьёзно отвечает Андропов, глядя исподлобья. — Я говорю тебе, непростой он.
Да уж, и сами знаем, что непростой, можно подумать, ты простой. Все вы здесь простые да хорошие, когда зубами к стенке…
Поговорив со мной ещё немного, он меня отпускает и я возвращаюсь к Гурко, а от него бегу к Горбачу, выделившему на меня десять минут.
— Марк Борисович, вы просто гений аппарата! — восхищённо восклицаю я, чтобы сделать ему приятно.
Беру Белоконя и иду ко второму лицу государства. Секретарь докладывает и мы заходим в бывший Сусловский кабинет, облицованный деревянными панелями, как в старинном европейском замке. Не иначе, как рыцарская романтика, иначе чем объяснить такое повальное увлечение этим декоративным приёмом?
— Михаил Сергеевич, разрешите?
— А, Брагин, — улыбается он. — Давай, заходи. Вернулся со службы?
Выглядит приветливо и даже идёт мне навстречу, поднимаясь из-за стола, но взгляд его уже совсем не такой мягкий и даже рукопожатие делается твёрже и крепче. Он как бы говорит своим видом, не ошибайтесь на мой счёт, я вас всех ещё в бараний рог сверну. Этот может, плавали, знаем.
И ещё я чувствую некоторую неловкость момента. Он словно ждёт, как я себя поведу на новом этапе отношений. Раньше он рассматривал меня, как один из многочисленных вариантов влияния на Брежнева, поэтому хотел со мной дружить. А сейчас он достиг высокого
— У меня только десять минуток, — мягко говорит он, но смотрит жёстко. — Рассказывай, что у тебя за проблема.
Он бросает взгляд на майора, не понимая, зачем он здесь, но пока не спрашивает. Да, я сам расскажу.
— Никаких проблем нет, — широко улыбаюсь я. — Всё в полном ажуре. Просто хотел вас поздравить с ответственной должностью и пожелать всяческих успехов и достижений на благо нашей великой и могучей Родины.
— Серьёзно? Ну, спасибо. Приятно. Я тебя тоже поздравляю с возвращением.
— Благодарю вас, Михаил Сергеевич, — говорю я. — А это майор Белоконь Василий Тарасович. Я хотел его вам представить. Он кандидат на должность начальника «Факела».
— А старый начальник где?
— Старый переходит замом к Леониду Юрьевичу.
— Ну, что же, отлично. Только я, вроде, к вашим делам отношения не имею.
— Как же, Михаил Сергеевич, — киваю я с улыбкой. — Мне кажется, вы теперь ко всему имеете отношение. Без вашего ведома я бы не стал никаких важных решений принимать. Ни в какой из областей.
Откровенная лесть часто неплохо работает. Разумеется, нужно знать к кому её применять, если так можно выразиться, но тут вариант беспроигрышный. Горбач старается не подавать виду, но то что я не веду себя с панибратством старого знакомого, а безоговорочно признаю его право на верховенство над миром, добавляет мне очков, а ему уверенности. И простой человеческой радости.
— Майор Белоконь кадровый офицер, имеет боевые награды и ранения. Коммунист и, разумеется, патриот. Хорошо знает военную жизнь и психологию. Знает не понаслышке как работать с молодыми людьми. Я это могу безоговорочно подтвердить, поскольку сам служил под его началом на пограничной заставе.
— Вот видишь, — смеётся Горбач и его пухленькие щёчки разъезжаются в стороны. — Стало быть, ты не зря время провёл, не впустую. Как он служил, товарищ майор?
— Брагин? — отвечает Белоконь. — Хороший солдат. У нас, Михаил Сергеевич, задача реальная, боевая. Каждый воин глубоко осознаёт свою личную ответственность и тяготы и лишения службы принимает с гордостью. А у Егора Андреевича повышенное чувство ответственности, ну и уважение, авторитет. Все ребята очень расстроились, когда его отозвали. И офицеры с прапорщиками тоже.
— Очень приятно слышать такую характеристику, — кивает Горбачёв. — Мы Егора Андреевича тоже ценим. Ну, что же, товарищи, правильно сделали, что зашли и показались. Я рад, что у «Факела» будет боевой командир. Можете рассчитывать на помощь партии.
— Большое спасибо. Передавайте большой привет Раисе Максимовне.
— Да, — качает головой Белоконь, когда мы выходим. — Если постоянно надо будет так ублажать начальство, я пожалуй своё согласие не дам.
— Вы уже дали.