Наедине с собой
Шрифт:
дождавшись открытия магазина, я уже был в нем со своими спичечными коробками. Попросил
продавщицу подать мне лыжи и вывалил всю наличку на прилавок. Безусловно, чтобы
пересчитать 800 монет понадобилось время, а я спешил. Спешил скорее придти домой, надеть
лыжи и рвануть на карьер. На собственных, на блещущих лаком! Вот будет фитиль друзьям.
Увы, по плану прошла только первая часть задуманного: домой я пришел, лыжи надел и на картер
рванул. Но, переезжая через сточную
аккурат пополам – под ступней. Когда я оную снял, вкупе ее держала лишь рифленая резиновая
штуковина, на которую ставится нога.
Уже не с двумя, а с тремя лыжами вернулся домой. Как отец ни старался, вернуть лыжу к жизни
не удалось. Так бесславно пропали мои 800 однокопеечных монет.
***
В школьном буфете продают пирожки из кукурузной муки с гороховой начинкой. Горячими эти
«хрущевские изделия» – еще ничего. А остынут – шпаклевка шпаклевкой.
***
Летом 1961 г. вместе с братьями Петром и Владимиром Левандовскими шли на Масальский
(остров на реке Удай, где расположен городской пляж). За какой-то мелочью – кажется, пачкой
печенья – зашли в продуктовый магазин. Продавец отпускала товар. Я в это время подошел к
противоположному прилавку. И там, в ящичке с ячейками, увидел сиротливо лежащие… 20
копеек. Это была полновесная порция мороженого, да еще на газировку оставалось!
Долго колебался между чувством стыда и соблазном в виде пломбира. Второе победило. Протянув
руку, я нашел одинокой монете хозяина.
А потом не один месяц мучился, что стал вором.
***
Мне лет 10-11. Живем во времянке. Вместо забора – украинская разновидность плетня («ліса» –
вертикально стоящие лозины).
Раннее осеннее утро. С другой стороны улицы меня передразнивает Николай Пороло – шкет, моложе меня. Улучив момент, стартую, дорогой выдернув прут из плетня. Догоняю и со всей
пацаньей дури шмякаю по голове обидчика. Он неожиданно падает и вопит, по голове начинает
течь струйка крови. Откуда она, если ударил я лозиной?
Появляются взрослые. Начинается разбирательство. А чтобы была понятна суть, нужно вернуться
на десяток часов назад.
Глубокая ночь. Мне, как назло, приспичило справить нужду – да еще тяжелую. Идти в туалет, расположенный в темном углу двора, – страшно. И я не нахожу ничего умнее, как присесть под
плетнем (днем, мол, полка никто не увидел, уберу).
И надо же случиться такому совпадению: гонясь за Николаем, я выдернул прут, к нижнему концу
которого намертво примерзла …львиная доля моих ночных испражнений.
«кастетом» я и приложился к голове бедолаги.
***
Когда начались жуткие перебои с хлебом, мне было 13 лет. В одни руки, помню, давали не более
двух буханок. А что это на семью, пусть даже всего из четырех человек, если основной рацион
питания – именно хлеб?
Так вот, чтобы взять оного больше, в магазин отправлялось не менее двух человек. Очередь
занимали с вечера. Возле лавки и ночевали.
Причем летом даже ложились спать. Прямо на тротуар. И строго в порядке очереди. Так и лежали, ее …не нарушая.
***
В Пирятине до войны существовал пороховой склад (точнее, арсенал). При отступлении советские
войска оружие частично эвакуировали, а частично – взорвали, дабы то не досталась немцам.
Так вот, территория, где он находился, стала излюбленным местом отдыха ищущих приключений
пацанов (девочек я там никогда не видел). Мы все, как ненормальные, рыли землю в надежде
найти что-нибудь взрывоопасное. И находили, надо заметить, очень часто. Особенно патроны и
боеголовки к минам. Последние, научившись ставить на боевой взвод (необходимо боеголовку
развинтить и вынуть «прокладку» из шариков), естественно, взрывали.
В этот раз «рванули» на городском кладбище, сами залегши за удаленным надгробием. Высоко в
воздух – мы такого не ожидали – взлетел огромный ком земли. Его увидели рабочие
расположенного напротив кирпичного завода. И стремглав – на кладбище. Мы – наутек.
Хотя нас и поймали, но, как выяснилось ближе к вечеру, узнали. И поставили в известность
родителей.
Во время «допроса с пристрастием» мы рассказали что к чему. И признались, что боеголовки –
правда, еще не взведенные у нас есть еще. Показали место, где те закопали – во дворе у братьев
Петра и Владимира Левандовских.
Их отец в сердцах выбросил изъятое в уборную. А к утру опомнился: а вдруг там что-то
проржавеет и кого-то вместе с отхожим местом поднимет в воздух?
Кликнули – отец, как директор местной нефтебазы, имел такую возможность – саперов. А, надо
отметить, отхожее место Левандовские устроили на месте ямы, из которой во время строительства
усадьбы изымали глину. Глубина зашкаливала ...за восемь метров. И уже до половины, простите
за натурализм, была заполнена дерьмом. Щуп на такую глубину не доставал. Да и двигать им в
густой жиже оказалось весьма непросто.
Начали обсуждать, как поступить. Разговор, в основном, сводилась к двум вариантам: отсосать