Наёмный самоубийца, или Суд над победителем
Шрифт:
А всё-таки, каким образом такая ветвистость могла вымахать в подобном объёме за одну ночь? Ну где это вообще видано? Даже у лосей и оленей, кажется, не бывает. Грибы иной раз способны вырасти и сгнить буквально за день, но одно дело — грибы, а совсем другое — рога. Наверное.
В конце концов, будь на гербе барона олень или иное рогатое существо — это было бы, возможно, не так обидно и даже символично. Но ничего подобного на баронском гербе не имелось.
На ум приходили банальные байки про мужей-рогоносцев. Надо полагать, подобные злые шутки неизбежно должны были начать преследовать барона: как скоро — лишь вопрос времени. Но даже и подобная нелепая версия виделась господину барону неприменимой, хотя бы в виду отсутствия у него жены или, по крайней мере, любовницы. Хотя, говорят, один холостой господин как-то раз, совершенно неожиданно для себя, обнаружил в своём шкафу незнакомого обнажённого человека, присутствие которого имело бы хоть какой-то смысл, будь у того господина не то что жена, а хотя бы служанка; этот сударь жил на весьма скромные средства и вёл совершенно уединённую жизнь, в которой, судя по всему, далеко не всё имело смысл.
Впрочем, размышлять
Набрав в лёгкие побольше воздуха, Д`Фект позвал слуг на помощь и, решив, что его отчаянные вопли наверняка услышали, представил себе, как отнесутся к его унизительному положению окружающие. Как они будут смеяться и зубоскалить если и не в лицо, то, по крайней мере, за спинами. Как они будут тыкать пальцем, корчить гримасы и блеять, изображая руками ветвистые рога. Как первое время весь высший свет будет с недоумением и опаской на него озираться, полагая, что своим внешним видом он бросает ему вызов, поскольку посещать порядочное общество с рогами на голове — верх всякого неприличия. Как люди будут случайно съезжаться и толпиться в надежде так или иначе запечатлеть диковинного урода; а уже позднее — его телом захотят завладеть, исходя из интересов науки; либо, при совсем уж печальном раскладе, голову отделят от тела и выкрадут из фамильного склепа (поскольку гробов для рогатых просто не предусмотрено), после чего она угодит в какую-нибудь коллекцию редкостей, подобно голове того несчастного азиата, или окажется прямиком на стене какого-нибудь бравого охотника, неподалёку от трофеев. И господин барон даже затруднялся решить, что было бы даже более обидно и оскорбительно.
Надо сказать, отчасти он действительно оказался прав. Но — только лишь отчасти. Поначалу — все домашние (а вскоре — уже и не только они, поскольку слухи разрастаются намного быстрее грибов) были поистине шокированы его диковинной внешностью; сообщая известие новым слушателям, каждый считал своим долгом приплести от себя какую-либо новую деталь, в результате чего барон, в их устах, сначала оброс шерстью, обзавёлся хвостом и копытами, а потом — так и вообще превратился в один большой ходячий музей зоологии, являя собой доселе невиданное наземновоздухоплавающее пернаточешуйчатошерстяное хладнокровное млекопитающее.
Первое время о Д`Фекте говорили за спиной, и мнения, опиравшиеся на факты и домыслы, разделялись зачастую диаметрально: одни полагали, что всё это — одна сплошная профанация, огромный розыгрыш и просто эксцентричный способ привлечь внимание к своей заурядной персоне; другие — что барон, на самом деле, является и вовсе не человеком, но опасным животным, которое надлежит содержать в клетке, вдали от общества; третьи — что вообще, по большому счёту, рога ему очень даже идут (некоторые даже пытались изготавливать и носить головные уборы с рогами — кто из солидарности, кто — ради издевки, а кто — так и просто отдавая дань новой моде); четвёртые — что Д`Фект болен и заслуживает сожаления, но может быть опасен и поэтому должен быть изолирован и помещён под круглосуточное наблюдение; пятые — что всё это вздор и выдумка; шестые — что на самом деле Д`Фект стал жертвой неудачного алхимического или научного опыта либо носителем родового проклятия, наложенного не кем-нибудь, а самим графом Сен-Жерменом; седьмые — что на самом деле это не проклятие и не просто какая-то там мистификация, а самая что ни на есть пощёчина общественному мнению, смелая попытка вольнодумного бунтаря отстаивать свои взгляды и убеждения в несколько экспрессивно-символической форме, за что ему теперь полагается не то памятник, не то лезвие гильотины. Разумеется, были и восьмые, и двадцатые, и сотые, и даже тысячные мнения, и каждому из спорящих казалось, что правда именно на его стороне. Позднее многие уже перестали стесняться и начали выказывать откровенные издевательства прямо в лицо Д`Фекту: при иных обстоятельствах господин барон, несмотря на свой миролюбивый нрав, вполне мог бы призвать обидчиков к ответу, но, с одной стороны, он выбрал тактику достоинства, при которой носил свои рога не со стыдом и страхом, но так, словно бы это была настоящая корона, а с другой — обратился к вере, решив, что случившееся является если и не наказанием, то, во всяком случае, испытанием, посланным ему не за что-то, но для чего-то.
За какое-то ничтожно короткое время слухи о несчастном бароне Д`Фекте и его злоключениях облетели весь земной шар, способствуя небывалому наплыву туристов со всего света, желавших воочию лицезреть подобное чудо. Впрочем, помимо львиной доли людей, желающих всего лишь удовлетворить свой праздный интерес, немало было и тех, кто преследовал более специфические цели: журналисты брали у него интервью, позднее то и дело преувеличивая сказанное, не забывая приписывать барону заявления, которые он не делал, поступки, которых он не совершал, и убеждения, которых он не разделял; учёные посвящали ему свои монографии, в которых называли его то новой ступенью в развитии человеческого существа, то атавизмом доисторического периода, то побочным продуктом от противоестественных отношений его предков, то представителем внеземной цивилизации или потомком жителей Атлантиды; врачи, оккультисты и шарлатаны всех мастей предлагали ему самые разнообразные и «проверенные» способы исцеления, начиная от хирургии и заканчивая плясками с бубном; проповедники призывали Д`Фекта покаяться и пожертвовать на благие нужды всё своё состояние;
Естественно, копнув личность Д`Фекта поглубже, можно было бы обнаружить своеобразного и по-своему интересного человека, не обделённого определёнными достоинствами, вполне заслуживающего если и не какой-то особой похвалы, то, во всяком случае, определённого уважения. Но, откровенно говоря, сам по себе он был весьма зауряден, и окружающих интересовали лишь его рога и окружавший их ореол таинственности.
Тем не менее, человеческий интерес — штука переменчивая, имеющая тенденцию пропадать столь же внезапно, как и появляться. Время шло: сначала люди привыкли к барону с его рогами, репортажи и монографии были написаны, и коль скоро все, кому это было нужно, успели вдоволь насмотреться на развесистые рога, а ничего иного интересного для них и нового барон предложить не мог, внимание к нему неуклонно начинало угасать; он мог появляться в обществе, и люди, привыкшие к нему в должной мере, давно уставшие издеваться или подбадривать, просто переставали его замечать. Он просто перестал всех шокировать: всего лишь обыкновенный человек, за исключением каких-то там оленьих рогов на голове — тоже мне, подумаешь, тем более когда на свете и без него то и дело возникают поводы для шумихи: вот взять, к примеру, индийского мальчика с четырьмя руками и ногами или невзрачную китаянку, родившую пятерню. А затем он и вовсе начал брезгливо раздражать окружающих, как будто бы он был не жертвой, попавшей в беду волей обстоятельств и нуждавшейся в помощи, не говоря уже о поддержке и сострадании, а падким до славы эпатажным эксцентриком, специально спланировавшим всё произошедшее. Когда же прошло даже раздражение — о нём просто забыли и перестали его замечать. И хотя скопившихся у него писем и открыток вполне хватило бы на то, чтобы растапливать ими камин не день и не два, новые больше не приходили.
Всё это вызывало у барона довольно смешанные чувства. Он мог заниматься если не всем, чем хотел, то, во всяком случае, почти всем, чем мог, уже не опасаясь, что какая-нибудь ненормальная барышня возжелает его со всею страстью или безумный фанатик попытается осуществить его публичное убийство. Но, вместе с тем, если поначалу он верил, что постоянно окружавшие его люди рано или поздно помогут в его несчастье, теперь же было очевидно, что они не были заинтересованы в этом изначально: с него были написаны многочисленные картины; поэты посвящали ему целые сборники стихов; о нём было опубликовано множество заметок; ничем не примечательный уголок страны был на слуху у целого мира лишь потому, что в нём обитал аристократ с рогами на голове; скульпторы ваяли с него свои шедевры, уделяя особое внимание рогам, поражавшим своей детализацией на фоне весьма схематичного тела. На нём делали деньги и, надо сказать, довольно немалые. Причём — почти все, кому он имел неосторожность довериться. Теперь же, выжав из него всё, что только было возможно, и почивая на лаврах, они плевать хотели на того, кому были всем этим обязаны.
Рано или поздно — олени отбрасывали свои рога. Но с человеком этого не происходило, и спрашивать врачей или оленеводов о том, нормально это или нет, было бы не только глупо, но даже смешно, если бы не было так грустно.
Однако в скором времени все снова вспомнили о бароне. В этот раз всё началось с того, что в течение считанных месяцев в полку рогатых прибыло, и если ранее Д`Фект не мог найти каких-либо сведений о людях, которых постигло аналогичное несчастье, то в этот раз подобные известия сыпались как из рога изобилия. Сначала многим казалось, что это всего лишь расхожие слухи и глупости, но вскоре информация подтвердилась. Ни один из новоявленных рогоносцев уже не вызвал такого пристального внимания и ажиотажа вокруг собственной персоны, как господин барон (за исключением, возможно, первой рогатой женщины, по совместительству оказавшейся балериной, и первого рогатого ребёнка, обрадованного тем, что может теперь не ходить в школу во избежание негативной реакции учителей и одноклассников); но сама тенденция, как таковая, вскоре сделалась основной темой всех газет и салонов, после чего к Д`Фекту вновь потянулась череда журналистов, официально пытавшихся докопаться до истины, а на деле, как обычно, наживавшихся вокруг дополнительно раздуваемой шумихи.
Все, от учёного мужа до медиума, предлагали свои версии происходящего, пытаясь отыскать рациональное объяснение наблюдаемым фактам. Одни пытались проследить родство рогоносцев, но этот путь заводил в тупик, поскольку зачастую можно было бы найти больше общего в арабском шейхе и пигмее. Другие предполагали пандемию, поскольку количество рогачей стремительно возрастало в геометрической прогрессии, но эта версия также не выдерживала никакой критики, поскольку контактировавшие с рогоносцами люди обычно не подвергались заражению, в то время как между теми, кто за последнее время стал несчастливым обладателем рогов, не наблюдалось какой-либо явной связи. Это были люди самых различных родов деятельности, выходцы из разных общественных слоёв, будь то нищие бедняки или представители знати, представители различных религиозных конфессий и политических взглядов, проживавшие в различных районах страны, зачастую даже не подозревавшие о существовании друг друга. Тем не менее, в стране был введён карантин, что сильно мешало как отношениям со странами-соседями в целом, так и ведению торговли, в частности.