Наглое игнорирование
Шрифт:
— Что там? — не удержался взводный, поглядывавший на впечатляющий иконостас сдавшегося офицера, который имел какие-то дела со Смершем и был из немецкого антигитлеровского комитета, про который взводный слышал, но полагал, что это выдумка, все немцы – гитлеровцы. А тут, видишь, как выходит.
— Там? Там – ад. Дороги завалены трупами, ранеными, кучами битой техники, горелыми танками и всяким хламом из чемоданов и повозок. "Черная смерть" летает очень низко и обстреливает все и вся. Пять самолетов стреляют, с одного бросают листовки. Но невозможно угадать, что с какого посыплется. И артиллерия постоянно стреляет.
Неожиданно явился ординарец командира дивизиона и пригласил весьма вежливо немецкого офицера к комдиву.
Потом пришлось перенацеливать минометы в другую сторону и отработать по пять мин с каждого ствола на дальность в четыре километра. И видать такой уж день был сегодня – сплошные странные гости – в поле шмякнулся на брюхо тяжелый штурмовик "Ил-2". Тут уж комбат сразу отправил бойцов – помочь летунам. Ну, и помогли, конечно.
— Я вот думаю, что Гитлер сейчас делает? Сидит, как слыхал, в Берлине, оттягивает свой конец, не иначе. Но вот чем занят? — спросил наводчика Калинин.
— Умен, как поп Семен: книги продал, да карты купил, забился в овин да играет один, — ответил тот.
Пара Илов – таких же, как свалившийся с неба, перестала крутить в голубой вышине размашистые восьмерки, покачали крыльями и унеслись прочь. Убедились, что с экипажем все в порядке.
Взводный не удержался и с тремя бойцами сам побежал к "горбатому" который пропахал бронированным брюхом поле и остановился, вроде бы совершенно целехонький, только лопасти винтов загнулись об землю. Вернулся быстро – с таким же молокососом-лейтенантом и скучного вида младшим сержантом – явно бортстрелком.
Ссыпались все прямо в окопчик к Калинину.
— Зема, ты часового поставь, а то мало ли что, — настойчиво требовал лейтенантик из ВВС, освободившись от парашютных лямок и отдавая тюк с шелком своему члену экипажа. Калинин не без интереса поглядел на чужое добро. Хорошо бы такой парашют домой привезти – веревки отличные и шелк замечательный, хоть на рубашки, хоть на платья.
— Не боись, тут гвардейские минометчики стоят – никто и близко к твоему шаробану летающему не подойдет! Калинин, ведите наблюдение за самолетом!
— Есть, — спокойно ответил сержант. Чего тут наблюдать – ясный день, лежит крылатая машина, как карп на блюде.
— Зема, мне связь нужна, чтоб техников прислали, там всего-ничего делов и аэродром рядом – мигом обернутся. Где у вас связь? — продолжал волноваться летчик. Видно было, что вывалившись из воздушной свалки, он еще не успел толком прийти в себя. Командир батареи, сочувственно ухмыляясь, разрешил взводному проводить летягу. Оба лейтенантика дружно зашустрили к расположению штаба. А комбат спросил у нахохлившегося бортстрелка:
— Что сверху видно?
— Да как и раньше – немцы со всем своим добром драпают. Шныряют, что тараканы, но у нас задача – выбивать им технику. Вот и стараемся, тащ кан.
Калинин про себя отметил, что летяга держится независимо, что и выражается в обращении – вроде как и все по уставу, но даже слово "капитан"
Комбат, бесспорно, это тоже заметил, но в бутылку не полез, в конце концов, этот сержантец ему чуж-чуженин. Спросил только:
— Когда вас заберут?
Младший сержант пожал плечами, отчего мятые летные погоны смялись еще раз:
— Часа через два-три.
Комбат недоверчиво поднял бровь.
— Мы сейчас на аэродром Ютербог базируемся. Тут рядом совсем.
— Прямо на фрицевском аэродроме? — чуточку удивился офицер.
— Так точно. Их там два. Здоровенные оба. Ихнее ПВО тут все истребители для столицы держало. А на втором – всякой техники навалом. Больше трехсот самолетов, половина – исправные. И со всем гарниром – ангары, склады, бензин, боеприпасы всякие, казармы роскошные, мастерские разные… Все нам в руки и попало. Так-то когда танкёры на взлетку гусеницами выкатывают, то от самолетов жеваный да давленый люмень остается, а тут аккуратненько взяли, уважительно. До того мы с автострады взлетали, неудобно было, а теперь – летай не хочу! Потерь тьфу-тьфу – мало, так что скоро приедут.
Калинин подумал, что хоть стрелок и нудный человек – а разговорился. Капитан, похоже, к такому же выводу пришел.
— И как сверху немец выглядит? — не удержался пухлощекий лейтенант.
— Так народу у него много и техника какая-никакая. Но сравнить если с ранешним временем – а я с 43 года стрелком, так лопнула у фрицев пружинка. Даже по потерям судя.
— Это – нашим?
— Так, да. Мы в часть прибыли, когда уже под Курском бои закончились, так старичков-то по пальцам в полку пересчитать можно было, посбивали много кого, дали там нашим дрозда, а потом уже – шабаш. Наша сила взяла, — рассудительно заявил младший сержант.
— А с самолетом что?
— Так сложно сказать. Пилоту-то виднее. Я ж за пулеметом, мне глядеть надо за другим, на мне все, что сзади, тащ лтнат. Но машина цела, мотор работал, сели мяконько, аккуратненько. Даже корзина масляного радиатора цела, — заявил бортстрелок.
Разговор как-то поусох. Но тут как-то уж очень быстро вернулся взъерошенный летчик, физиономия раскраснелась и глаза блестели, словно у кота дворового перед дракой.
— Дозвонились? — уточнил комбат.
— Да. В общем. Немец у вас там расселся, а я когда их мундиры вижу – руки чешутся. И еще надменный такой, сучара. Сидит, гляделками своими оловянными смотрит. Ладно, сейчас наши приедут – видели же, куда сел, — пропыхтел возмущенно штурмовик.
— Он такой. Непростой, в общем. Пойдемте, угостим крылатых братьев-славян, чем бог послал, — пригласил командир батареи.
— Не, спасибо, — застеснялся летчик. Ну, мальчишка же.
— Ну, была бы честь предложена, — нахмурился комбат.
— Това-а-арищ капитан! — покаянно возопил летчик и тут же кинулся пояснять: "Мне сейчас кусок в глотку не полезет, после драки такой. Так ювелирно – впервые работать пришлось! Мы только к квадрату вышли, а наш комэск вдруг эскадрилью разворачивает – и в город. Прямо почти по крышам, я честно опасался за какую трубу зацепиться! А Бегельдинов командует: "Наши танкисты на себя огонь вызвали. Атакуем немцев, осторожно, наших не заденьте!"