Наглое игнорирование
Шрифт:
Сутулый мельком глянул маркировку из букв и цифр и тут же заявил: "Эрликоновский патрон 20 на 100, с белым фосфором, зажигательный".
— Они у нас есть? — перебил ротный.
— Нет. Это старая модель пушки, швейцарская, СЕМАГ еще видимо. Флак 28, судя по калибру, но отличается от тех, что раньше попадались. Основная масса Эрликонов – типа S, с патроном 20 на 110, а это – их предшественник. Танкисты спрашивали с десятой, попалась им не типичная батарея. Вы вторую такую нашли? — совершенно не по-военному спросил очкарик.
— Нет, — мотнул головой капитан. Что странно, но его совершенно не задело такое гражданское ведение разговора.
— Тогда я о ней слышал уже. Но там снарядов
— Зачем тогда поставили? — не удержался от вопроса Волков. Его очень удивила такая глупость.
— Агония. Немцы в дело пустили все, что осталось, все малосерийные образцы, все, что на складах завалялось, раритеты используют, а производят нынче такие экземпляры оружия, которые нам даже складировать нет смысла. Крайне грубого исполнения и очень ненадежные. Фольксгеверы для фольксштурма, к примеру. Одноразовые солдаты, одноразовое оружие, — вежливо ответил сутулый.
Берестов кивнул и проговорил достаточно понятно, что было два случая за последнее время: доставили раненых из разведбата, у которых в руках взорвались трофейные автомат и винтовка – стволы разнесло. Комиссия разбирала, думали, что боеприпас специально порченый, а может и неосторожность глупая, чуть ли не самострел – но оказалось, что просто оружие паршивое, эрзацное.
Очкастый сухо усмехнулся и заметил своему начальнику, что вот – лишнее подтверждение.
Командир роты равнодушно пожал плечами. По его лицу было видно, что ему и без сортировки винтовок дел хватает. Почему-то с сутулым спорить не стал. Глянул на визитеров выразительно, дескать не надоели ли вам, дорогие гости, хозяева?
— А резина куда делась? Колеса там – голые обода, — уточнил старшина.
— Это понятно. Такие системы использовались в самом начале войны в ПВО танковых частей. Шины истираются при езде, а марши у них были протяженные. Когда оказалось, что эти Эрликоны не могут бить ни Ил-2, ни Т-34, их с передовой частично убрали в тыл, видимо и с боезапасом тоже сложности были. Те, что пошли в тыл – потеряли свои шины, передали их в подвижные части на еще оставшиеся зенитки. В тылу и на ободах постоять могли.
Начштаба уточнил – может ли пробить бронетранспортер?
— Поджечь может. Белый фосфор горит и без кислорода. Пробить – вряд ли, взрывчатого вещества тут нет, да и сам снаряд не силен, — ответил очкастый.
На том попрощались и поехали домой не солоно хлебавши. Правда, десяток фаустпатронов на прощание Берестов выцыганил. И два цинка патронов к пулеметам. Этого добра в трофеях было до черта.
— Есть несколько магазинов к Эрликону, на пятнадцать патронов, должно быть он их в секунду выплевывает. То еще приобретение выходит, — закручинился старшина.
Капитан глянул искоса, хмыкнул. Проворчал, что маленький пирожок гораздо лучше большого туберкулеза. Волков с таким очевидным постулатом согласился. Спросил – что за странный такой мужчинка в трофейной команде. Оказалось – феномен, энциклопедия ходячая по оружию и боеприпасам, полезное приобретение, знаток. И память – как у слона, помнит все, что получили и что выдали и что списали.
Пушку оставили на всякий случай и Кутин стал ходить гоголем. Опять почувствовал себя наводчиком при грозном оружии. Впрочем, очень скоро пришлось сворачивать медсанбат – корпус, хоть и сильно потрепанный и с убогим количеством танков перебросили на главное направление.
Солдатское радио перешептывалось и говорило об одном – армия пошла брать Берлин. Одни вздыхали с радостью, что не пришлось ломиться в эти чертовы горы,
А умирать теплой весной в самом конце войны не хотелось никому.
Очень не хотелось.
Глядя со своего невысокого шестка он не мог, разумеется, представить всю картину разворачивавшейся колоссальной операции, но плох тот мужчина, который не считает себя в глубине души стратегом. Естественно, как офицер – прикидывал, что к чему. Тем более, что в общем, игра была понятна.
Жуков ударил в лоб, погнав войска прямо на Зееловские высоты, там, где оборона немцев была наиболее крепкой, насыщенной и продуманной, с массой бетонных укреплений, щедро снабженной рокадными дорогами. Потери были лютые в первые два дня, впрочем от медиков Берестов слыхал, что это свойственно для операций Жукова – первые дни в его войсках потери обычно выше, чем у других генералов, зато потом резко уменьшаются.
Как понимал капитан – потому, что не давал немцам отходить в порядке, навязывал им такой темп, при котором ни оторваться, ни толком занять следующий рубеж обороны фрицы уже не успевали. Мясорубка на Зееловских высотах могла бы затянуться, тем более, что к месту прорыва немцы спешно перебрасывали и перебрасывали резервы с других участков, но советская артиллерия, поставленная в плотные порядки более, чем по 200 стволов на километр уверенно перемалывала рубежи, занятые гитлеровцами. Да и бойцы перли неукротимой лавой. Качество войск изменилось – опять же как в 1941 году зеркаля – теперь опытные и обстрелянные красноармейцы били паршиво обученных новичков вермахта, бывших тыловиков, поставленных теперь во фронт. Оставшиеся живыми немецкие ветераны были в слишком малом количестве, могли еще пускать нашим кровь, но вал наступления остановить не могли никак. Качество немецких войск упало разительно и тем более его не усилили всякие массовые, но так же дурно вымуштрованные и никудышно вооруженные военизированные организации вроде фольксштурма, гитлерюгенда и всяких прочих, которых у немцев насчитывалось до черта.
И на флангах их оборону проткнули. Мехкорпус вместе с другими соединениями Первого Украинского фронта вломился южнее Зееловских высот. Севернее то же проделали войска 1 Белорусского. Зееловские высоты были взяты, немцев сбросили с укреплений, чтобы не остаться там в котле они спешно отступали, тем более, что зацепиться было не за что больше. Единственный шанс был быстро добраться до столицы, заняв оборону уже там. Но и этого шанса успеть проскочить в Берлин Жуков им не дал. Армия Буссе оказалась в положении человека, у которого вырвали из организма скелет, а оставшуюся массу сбили в нелепую кучу. Уж что – что, а про отступление с противником на плечах сидящим, Берестов знал не понаслышке. Теперь немцам платили той же монетой, с щедрым процентом, с лихвой возвращая разгром 1941 года. Все вернулось – но теперь в роли разгромленных и избитых, бегущих толпами по дорогам, осыпаемых безнаказанно огнем орудий и самолетов – были немецкие войска.
Наша армия творчески осмыслила постулаты блицкрига и учителей в очередной раз превзошла. Сам Берестов нимало не удивился, когда командир разведбата вкратце пояснил – куда делись немецкие мотоциклисты, проклятие и чума первых двух годов войны.
— В землю они пошли, на удобрение. Потому что придурки. Они сами должны были захватывать всякие полезные объекты. Разведбатами! Без брони и пушек толковых, слабыми своими силами. Ну, мы их и выбили ко всем чертям, — улыбнулся доброй улыбкой разведчик.