Наглое игнорирование
Шрифт:
Он на боевой курс – мы как нитка за иголкой. А там внизу вперемешку и наши и немцы, лупят друг по другу мало не в упор, ну мы и вспотели! Бомбы, ракеты как руками укладывали, словно яйца в лукошко! Там на площади две наши тридцатьчетверки зажали, вот мы оттуда и пошли по улочкам сыпать, потом опять заход – и так же, по сантиметрику высчитывая, по головам идя! Пяток немецких жестянок попортили, две загорелись. Тут мне в маслопровод и прилетело, дальше сами видали. Фрицев шуганули хорошо. Так что я тут посижу, подышу свежим воздухом, товарищ капитан, — немного пристыженно, но твердо заявил штурмовик.
— Вольному воля, — пожал плечами
Калинин переглянулся с раненым наводчиком. Понятное дело – побрезговал летун артиллерийским скромным харчом. Их-то небось всякими разносолами потчуют, да еще сам же стрелок сказал – склады немецкие взяли, а немцы своих летяг тоже кормили как следует. Всяко уж слаще едят и спят мягче. Да и работка у них полегче – сиди себе в кресле мягком, да рули туда-сюда. Потаскали бы пудовые мины часами, поднимая из до среза ствола, а он, к слову, длиной аж в 1740 миллиметров. Так намахаешься за день-деньской, куда там цирковым силачам!
Возбуждение у летячей братии прошло, как-то они оба сдулись. Да и болтать было некогда с ними – грузовики отправлялись на склад – отвезти тару и доставить боезапас, остались после сегодняшней пальбы мышкины слезы.
Взбодрились гости тогда только, когда с того края кто-то закричал": "Немцы!"
Наискосок через поле величественно полз серый здоровенный полугусеничный вездеход, тащивший за собой непонятное сооружение. Сгоряча чуть не обстреляли, но положение спас оживевший лейтенантик, звонко завопивший: "Не стрелять! Это наши!"
— Рисковые у вас ребята. Могли бы и попасть под мины, — укоризненно заявил комвзвода, когда первая суета немного улеглась.
— Так вот же – звезда красная на тягаче, — удивился артиллерийскому неразумию летчик.
— Красочки-то пожалели. Ее и в бинокль не разглядеть, — парировал совершенно справедливо артиллерийский лейтенант.
Тягач тем временем невозмутимо продефилировал прямо к самолету и из него, не шибко поспешая, вылезло с десяток мужиков в комбинезонах.
Летчик со стрелком торопливо попрощались, пригласили заезжать к ним, как время будет и поспешно зашагали к лежащему на голубом брюхе Илу.
— Вот же хамы, братья-славяне, — укоризненно помотал головой пухлощекий лейтенантик. Калинин мысленно согласился с командиром.
Крылатая братия еще раз побеспокоила, попросив дать им в помощь два десятка пленных. Дали, отчего не дать. Хреновина, которую приволок тягач, оказалась волокушами сварными, на них уложили пострадавший аппарат и укатили к себе, наводчик отметил, что все же летюха лапой на прощание помахал и тоже отправился – нашлось ему место в колонне дивизионовых грузовиков.
И вроде бы все и хорошо, но на войне такого не бывает.
Еще тягач с самолетом был виден, как практически на том месте, откуда его уволокли, сочно и звучно грохнуло несколько мин. А потом еще раз. И еще. Невеликие минометки, но если бы летяги не убрались – аккурат бы их накрыло.
Повезло, что гавкающая батарея оказалась в поле видимости у соседей и вскоре Калинин двумя десятками мин, собранных и переданных с батареи на его миномет тремя выстрелами нащупал, а следующими разнес немецких минометчиков. Лишний раз подтвердив свое мастерство. После этого осталось на батарее по две мины на ствол, словно в дурной памяти 1942 году, и пришлось сидеть тихо до вечера, пока грузовики не привезли боезапас.
Надежды на то, что, наконец, удастся выспаться не оправдались,
Утро началось бодро – совсем недалеко загрохотало от души, явная артподготовка.
Чья – непонятно.
Потом мимо на всех парах пошли колонной грохочущие самоходки, фырчащие сизым дымищем "брезентовые Фердинанды". Они поспешно перли прямо по полю, взметая за собой гусеницами фонтаны из земляных комьев. Нагружены зеленые коробочки были под завязку, таща с собой все, что могло пригодится, в первую очередь – боеприпасы. РККА навострилась делать то, чем были известны немцы в начале войны – части тащили с собой запасы и дня три вполне могли драться самостоятельно, даже в окружении. Без тылов воевать можно, но умеючи и недолго. Но если твои войска умеют биться несколько дней своими ресурсами, то это шикарный козырь, только надо уметь пользоваться. Красная армия теперь умела. Но поэтому и танки и самоходки выглядели, словно ишаки, навьюченные ящиками и баками для топлива. Еще дым от самоходов не развеялся – по дороге промчались артиллеристы из легкой противотанковой, прущие более чем поспешно. Прицепленные 57-миллиметровые пушки бодро подскакивали на жестких колесах из гусматика, влекомые ленд-лизовскими "Доджами". И это совсем не понравилось Калинину, этих ребят бросали всегда туда, куда перли немецкие танки. А бронированные машины с крестами сержант заслуженно не любил. И еще больше не понравилось, что видная дорога была пустой – не перла по ней привычно масса всякого левого народа, включая раздолбанные фрицевские подразделения. Пуста дорога. Значит будут сюрпризы. На войне они в основном – паршивые.
Разумеется, командиру тяжелого миномета и его сослуживцам было неизвестно, что ответственный за оборону Берлина с запада – от американцев – генерал Венк снял свои новослепленные, но пышно названные десять дивизий, открыв англо-саксам фронт и ударным кулаком врезал по закрывающим ему дорогу в столицу советским войскам. Навстречу ему слепо тыкалась по всем дорогам окруженная и отчаявшаяся пробиться на помощь гарнизону главного города Третьего Рейха армия Буссе, изрядно потрепанная, но еще не добитая. Всего около полумиллиона служивых немцев, которые имели целью соединиться и добраться до Берлина, усилив его оборону. Все, что мог наскрести Третий Рейх – все было тут. Силы, которые противостояли им в этом, были значительно меньше. Меньше по числу, по вооружению. Но это уже были Победители. И толпы немцев ждал очень неприятный сюрприз: советские войска в который раз встали насмерть.
У нас очень любят трындеть про 300 спартанцев, но никто не помнит, например, имен 300 бойцов из корпуса Баданова, которые остались прикрывать отход остатков корпуса с уничтоженной напрочь авиабазы Люфтваффе в Тацинской. От соединения к тому времени осталась десятая часть воинов, многие – раненые, обожженные, с мизерным количеством поврежденных танков, заправленных хитромудрой самодельной смесью, заменившей отсутствующую на роскошных немецких складах солярку, без снарядов и патронов, вооруженных уже трофейным оружием.