Нагуаль
Шрифт:
Терзаясь нехорошими подозрениями, я попробовала открыть свой почтовый ящик. Как ни странно, это удалось без труда – пароль от него я отлично помнила и ввела правильно с первого раза. Вот только… писем в нем не было, если не считать спама рассылок с различных сайтов, где я регистрировалась по той или иной причине тысячу лет назад. Я прокрутила архив и подтвердила догадки: последняя осмысленная переписка случилась четыре года назад – просила однокурсницу скинуть мне вопросы для подготовки к семинару. Это был сентябрь, период, после которого в моей голове начиналась черная дыра.
Я вновь открыла свою социальную страницу, нашла адрес почты в разделе контактной информации. Стоит ли говорить, что
Другого человека, который завел себе другую почту, когда не сумел взломать старую мою.
Остальные браузерные закладки вели в различные интернет-магазины и на новостные сайты, поэтому напоследок я решила проверить сам лэптоп и принялась открывать все папки подряд. В основном натыкалась на собственные фото, сделанные просто в неимоверных количествах. Казалось, в роли Фэй я решила запечатлеть чуть ли не каждую секунду своей жизни и сохранить ее на память. То сидела за тарелкой салата в ресторане, то снимала себя перед зеркалом в собственной ванной, то – в магазине (на заднем фоне бежал с товаром продавец), то – за рулем авто. Снова и снова я вглядывалась в лицо девушки на снимках и прислушивалась к себе, пытаясь понять, насколько она на меня похожа. Возможно, моральное напряжение играло со мной злую шутку, но мне то начинало казаться, что нос «совсем не мой» или глаза «какие-то чужие», то на следующем же снимке я не понимала, почему раньше не узнала себя, ведь все черты лица – мои родные. То мнила себя слишком худой, то чрезмерно отекшей в боках и бедрах. То подозрительно вглядывалась в изъяны на коже, то откидывалась на стуле, чтобы оценить позу. Это была я, и это была не я, и никак не удавалось понять, в чем права, а в чем – ошибаюсь.
Собираясь уже захлопнуть крышку лэптопа, я на какой-то черт полезла в раздел «Недавно открытые документы». После череды просмотренных фото там вряд ли можно было что-то полезное отыскать, но самым последним шел видеофайл, и мой подозрительный взгляд за него зацепился. Я открыла нужную папку через корень файлов и обнаружила целый список видеозаписей. Названия у всех, как на подбор, шли говорящие. «Хантер». «Фокс». «Догги». «Скам». Были и другие имена-клички. Кусая губы, я выбрала первый.
То, что это – домашняя съемка, стало понятно с первых кадров. Мое собственное лицо – или не мое, все же? – со сладкой улыбкой пропело в камеру:
– Сегодня мы будем наказывать Хантера, потому что он вел себя очень, очень плохо.
Девушка, которая выглядела, как я, выпрямилась, и теперь стало видно, что на ней не надето ничего, кроме короткой «школьной» юбочки и высоких каблуков. Хантер лежал на кровати, его руки были вздернуты над головой и привязаны к спинке мужским галстуком, рубашка отсутствовала, брюки – расстегнуты и под ними дыбился член. Я узнавала его лицо и узнавала взгляд… таким же взглядом он смотрел на меня, когда взял в тиски у балконной двери.
Я не хотела видеть, что будет дальше, и не могла оторваться в то же время. На груди Джеймса еще не было шрамов, ни свежих, ни заживших, и похоже, видео снимали очень
– Гадкий, гадкий Хантер… – выдохнула она, размахнулась и влепила ладонью ему по щеке.
Голова Джеймса дернулась в сторону, стало слышно, как он со свистом втянул воздух и процедил сквозь зубы:
– Прекрати, Фэй.
– Что прекратить? – издевалась над ним экранная я, оставляя длинные красные полосы от ногтей на его груди. – Это? – Я приподнялась, опуская ладонь ниже. – Или это?
Жилы на его руках вспухли от напряжения, когда экранная я принялась резкими быстрыми движениями ласкать его член, подводя к оргазму. Его ребра натягивали кожу на боках от глубоких неровных вздохов, живот сокращался, на лбу выступила испарина.
– Прикажи мне остановиться, – шептала я ему в лицо. – Прикажи… прикажи…
Он не мог. Он не хотел, чтобы экранная я останавливалась. Наблюдая за происходящим, я видела это очень четко. Мышцы на руках Хантера бугрились все больше, он рванулся, выгибаясь всем телом, словно хотел сбросить с себя Фэй, вырвал одну руку из узла, оставив ссадины на коже, схватил ее (меня?) за затылок и резко нагнул, махом вдолбившись в ее горло. Я смотрела, как он рывками подает бедра вверх, прямо в ее распахнутый рот, как она вырывается, взмахивая в воздухе длинными волосами, и как сама уже возвращается обратно, с удвоенной жадностью поглощая мужской член. Смотрела и чувствовала себя лишней на чужом празднике жизни. И когда Хантер, глядя ей в глаза, простонал «Фэ-э-эй» и тут же резко откинул голову, я выключила видео.
Во втором файле с заголовком «Фокс» повторилось почти все то же самое.
– Сегодня мы будем наказывать Фокса, потому что он – очень плохой мальчик, – экранную меня очень забавляло происходящее.
И Фокса тоже забавляло. В отличие от брата, он наслаждался каждой секундой игры. Фэй царапала его и покусывала, доводила до оргазма и останавливалась на полпути, причиняя ему мучения. Она упивалась властью, которую получила над мужским телом, а Фокс ей в этом не мешал. Он подыгрывал ей, но когда парочка слилась в объятиях, и Фэй дернула узел на путах, тут же перевернулся, оказавшись сверху и сам привязал ее руки. И медленно, чувственно двигал бедрами, нависая над ней, а она смотрела ему в глаза и смеялась.
Остальные файлы я посмотрела на ускоренной перемотке, борясь с тяжелым чувством в душе. «Сегодня мы будем наказывать Догги…» «Сегодня мы будем наказывать Скама…» Незнакомые мужчины, на чьи перекошенные от страсти лица мне перехотелось смотреть.
В свойствах каждого файла я нашла дату съемки – всего шесть штук за последние три года с разницей в несколько месяцев. Складывалось впечатление, что, начав с братьев, Фэй вошла во вкус и продолжила фиксировать свои победы над мужскими сердцами. Интересно, это приносило ей удовольствие – пересматривать видео под настроение? Значит, многочисленные любовники не были выдумкой Хантера? Я с громким стуком захлопнула лэптоп.
Пошла в гардероб, включила свет, снова встала перед зеркалом. Чуть нагнула голову, чтобы тень падала на лицо. Глаза стали казаться другими, чужими, злыми и незнакомыми. Я растянула губы в ядовитой ухмылке и прошептала:
– Сегодня мы будем наказывать Хантера…
Зачем я это делала? Что пыталась найти в искаженных игрой света и тени чертах? Нечто похожее на девушку с видеофайла? Это и так была я, то тело без одежды выглядело точь-в-точь, как и это сейчас в проеме распахнутого халата. И я наказывала Хантера не только в постели, но и потом, своими изменами и вмешательством в его бизнес. И поэтому он меня возненавидел, да так, что теперь мечтает убить. Они оба говорили мне правду? И Фокс? И Хантер? К горлу подкатила тошнота.