Находка для вечности
Шрифт:
– Я не сердитая, – упрямо ответила я и опустила прядь на прежнее место.
– Что, так теперь модно? – Ситуация становилась глупой.
– Выйдем, подышим, – предложил он.
– Выйдем, – согласилась я в полном смятении.
Мы спустились по лестнице на первый этаж, вышли во двор и двинулись по улице. Вадим положил руку на моё плечо. Пахло табаком, его рука была слишком тяжела, и я убрала ее. Мы медленно подошли к фонарному столбу. Было прохладно, и Вадим накинул на меня свой пиджак. Потом с величайшей осторожностью он коснулся уголков моих губ. Ну почему он не схватил меня
– Никогда!
– Никогда, так никогда, – обречённо произнёс мой Вадим, и мы побрели назад к крыльцу, где, прячась в кустах, высматривала нас Ирка. – Как он легко сдался, он не борец, – подумала я с грустью. Усталые, как после тяжёлой работы, мы ненадолго присели на крыльцо.
– И кому понадобилось писать эти письма? – без зазрения совести спросила я.
– Давай забудем о них, – резонно предложил Вадим.
Мы возвратились к танцующим. Я села у стены и попыталась отдать себе отчёт. Что за наваждение? Я никогда не пойму себя. Зато я хорошо понимала, что терпение и любовь вознаграждаются, а глупость неистребима.
Я вышла на воздух. Вадим сидел, развалившись, на диване в проходной комнате с ребятами. Все молчали. У Сани Иванова, нашего ведущего баскетболиста в классе, был недоумевающий взгляд. Вадим смотрел сквозь меня. Потом я вернулась и как пришибленная, снова сидела у стены. По-прежнему играла музыка, все танцевали в обнимку. Меня вывел из оцепенения голос Лариски:
– Полюбуйся, как твоя подружка целуется с Вадимом.
– Что ж, пусть. А мне такой не нужен!
Последние слова я произнесла достаточно громко. Он услышал и повернул голову в мою сторону. Я даже не ощущала обиды, а только горечь и пустоту. Не было ничего, ни меня, ни окружающих, всё было нереально.
В этот вечер Вадим пошёл провожать Ирку. На следующий день я увидела её припухшую губу, прячущийся взгляд и задала ей единственный вопрос:
– Так ли сладок поцелуй, как о нем говорят?
– Нет, – ответила она. Больше к этой теме мы никогда в жизни не возвращались.
Зато к самой себе у меня по сей день много вопросов, и среди них один – главный. Почему? Почему я хочу одно, а делаю совершенно противоположное? Это слово «никогда», коварно сорвавшееся с моих губ, было как печать, наложенная на всю мою и его судьбу.
В июне мы сдавали экзамены. Я вытянула свой аттестат зрелости на все пятёрки, очень устала, ни о чём не думала, и меньше всего о серьезном выборе профессии. Для меня существовал только Вадим, но он был потерян, и я постепенно смирялась со своей участью.
Мне хотелось поскорее уехать из нашей семейки, а для этого надо было поступить в какое-нибудь учебное заведение. Тем более я была отличницей, и это считалось несомненным.
Женя, видя моё подавленное настроение, утешала, как могла:
– Ну не переживай, зайчик, всё утрясётся. Когда ты сдавала математику, ко мне подошёл Вадим и посетовал, что на следующий год за него некому будет болеть. А я ему сказала:
– Если кое-кто не поступит, то придёт, поболеет. Он так хорошо, по-доброму улыбнулся.
– Ну и что
– А знаешь, что мне сказала Лилька Воробьева? – Лилька – «светская львица» нашей школы из параллельного класса, знающая себе цену и, разумеется, офицерская дочь. – Она сказала, – Я слышала, вашей Свете нравится Вадим. И что она в нем нашла, ведь он такой самоуверенный?
Интересный взгляд со стороны. А я видела его совсем по-другому.
Таким мыслям и чувствам предавалась я на балконе. Уже совсем стемнело, но мы продолжали стоять. На Аню тоже нахлынули воспоминания, у неё тоже была своя первая любовь, в деревне, куда на лето их с братцем Лешкой отправляли родители. Я любила свою сестрёнку, за её спокойный нрав и ненавязчивую манеру общения.
– О чём беседуете? – прервала мои размышления Алёнка, младшая дочь тёти Киры. Алёнке можно было говорить всё, это был уникально безбашенный человек.
– Не беседуем, а скорее молчим. Молчим о первой любви, – призналась я.
Аленка знала Вадима. Его мать учила её в четвёртом классе, и одно время занималась с ней на дому. По этой причине она была для меня дорогой ходячей реликвией, немного приобщённой к его домашнему миру, который был мне недоступен.
– Ты всё ещё его помнишь?
– Первая любовь никогда не забывается.
– Стоит того.
– Ты что-нибудь о нем знаешь?
– Я давно его не видела. Знаю только, что он не живёт сейчас в Барановичах, а где-то недалеко. Говорили, что он, то уходил, то приходил к своей жене. А когда умерла его мать, он совсем перестал приезжать сюда. Какие-то нелады с отцом. Говорят, что отец потом сошёлся со своей первой любовью.
– Хотелось бы его увидеть, но останавливают стихи Вероники Тушновой:
Не встречайся с первою любовью,Пусть она останется такой.Тихим счастьем, или острой болью,Или песней, смолкшей за рекой.Не тянитесь к прошлому, не стоит.Все иным окажется сейчас.Пусть навеки самое святоеНеизменным остаётся в нас.– Девочки, вы там не уснули, – позвала Женя.
У неё был измученный вид. Все люди уже разошлись.
– Да пожалуй, пора ложиться. Завтра нам с Аней предстоит испытание – визит на Фабричную улицу.
Я спала на той самой кровати, которая помнила мои первые слезы о Вадиме.
Глава III
На улице Фабричной проживал теперь мой отчим со своей второй женой Кларой. Это была наша бывшая квартира, которую после долгих мытарств Зиновий получил на семью от хлопчато-бумажного комбината. Апартаменты незавидные – четыре клетушки с тонкими перегородками на первом этаже, где в сезон дождей пахло сыростью. Однако это было великое счастье для нас, вволю намотавшихся по съёмным домам без удобств и с клопами. К тому времени я училась уже на третьем курсе.