Наират-1. Смерть ничего не решает
Шрифт:
И каков в эксперименте смысл? Склане нужен эман? Это и без опытов понятно. Впрочем, теперь Элье позволили одеться и поесть, а потом заперли в лишенной окон, комнатушке, оставив пару меховых одеял и толстую восковую свечу.
Впервые Элья подумала, что скучает по тегину.
Разбудили ее пинком, не болезненным, но весьма чувствительным. В лицо полыхнуло жаром. Желтое пламя, отраженное доспехом, ослепило, а голос приказал:
— Вставай. С нами идешь. Быстро.
Тут же подняли за шиворот, пихнули в открытую
Вырваться? Можно попытаться.
Очищение и Понорок, чуть не перемоловшие ее разум и душу, необъяснимым образом напитали тело. Сейчас Элья чувствовала себя почти нормально, почти так, как если бы у нее были крылья.
Например, она знала, что один из конвоиров, тот, который толкает ее вперед, очень нервничает и в любой момент готов ударить палицей. Но он слишком торопливый, а потому наверняка промажет, если она будет двигаться коротко. А вот второй опаснее: уверенный, руки свободны, но одна ладонь у рукояти кинжала, а вторая подобрана к груди. Тоже для удара. Горячие жилы обоих запрятаны под кирасами корацинов и плетением миср, обернуты тегиляями, стянуты ремнями.
И все равно — попытаться можно. Она завладеет ножом булавоносца на втором такте, главное — встроить крылья в плоскость удара кинжальщика…
Стоп. Это бред. Крыльев нет и спасения тоже. Ну справится она с двумя солдатами, а что дальше? Пробиваться через весь замок? И как далеко? До первой тройки нормальных бойцов? До встречи с хозяином Ашарри?
Или ее тащат именно к нему? Отдали в качестве подарка?
Нелогично. Неверно. Даже если Ырхыз поддался на уговоры, то Кырым… Кырыму ведь она интересна. Но тогда где хан-кам? Только Тайчи мелькнул расширенными белками глаз и пропал в темноте покоев.
— Шевелись! — рявкнул один из кунгаев, сжимая руку так, что еще немного и кость затрещит.
Еще поворот, еще коридор. Чаши с огнем. Щиты. Знакомое место. И дверь знакомая, та, у которой замерла стража. Четверо или пятеро. Один из солдат почему-то сидит на полу, вытянув ноги и держась за бок.
Кырыма и здесь нет. А Морхай стоит на четвереньках, прижавшись ухом к двери, и прислушивается. Темный халат с меховой опушкой, растрепанные рыжие волосы, распухший нос, треснувшие губы и размазанная по подбородку кровь.
— … кишки повыпускаюууу! — донеслось из-за двери.
— Наконец-то! — Морхай вскочил и шагнул на встречу, заставив Элью попятиться.
— За всё мне ответите, выблядки ослиные! Элы! — снова раздался крик, и что-то тяжелое металлическое с грохотом врезалось в стену. — Поубиваю! Элы!
Морхай инстинктивно пригнулся и, глядя на склану, зашипел:
— Явилась, сука. Что ты с ним сделала?
Пощечина. И еще одна. И ладонь на горле, сейчас сожмется, раздавив гортань.
А в комнате продолжается:
— Кырым,
— Что ты с ним сделала?
— Господин Морхай, — встрял один из солдат. — Придушите ведь.
Морхай отпустил, но так посмотрел на говорившего, что тот согнулся в поклоне до самой земли.
— Ладно. Кырым сам виноват. Тубег, открывай, только осторожно. А вы двое — наготове, если что.
Повинуясь команде, солдат повернул ключ и потянул на себя дверь. В следующее мгновение Морхай впихнул Элью в образовавшуюся щель и снова закрыл комнату.
Проклятье, что опять? Тихо. Теперь только кожаный полог отделяет ее от… Чего? Пахнет кровью, вином и розовым маслом. Последним — назойливо, до тошноты. Кожаную занавеску медленно в сторону. Выглянуть, шагнуть внутрь.
Почти ничего не изменилось. Пылает огонь, скользят сполохи по стенам и разукрашенному потолку. На полу валяются подушки, шуба, сапоги Ырхыза. Опрокинутый стол, кубок, который Элья аккуртано переступила. А заодно и увидела ту, что принесла запах роз: черные волосы, розовый муар, белая кожа, красная лужа. Сияют перстни на тонких пальцах. Перечеркнули запястье широкие ленты браслетов. Мертва? Похоже на то, сердцебиения не чувствуется. А Ырхыз где?
Стоит у стены. Одной рукой, с кинжалом в кулаке, бестолково размахивает, а второй держится за лоб. И скулит. Покачнулся, подался вперед, задел ногой еще один нож и отпрянул, ударяясь затылком о щит. С разворота полоснул по стене, прорезая светлую кожу до самого каменного нутра. И вдруг расхохотался и снова со всей силы двинул головой по щиту. И еще раз, и еще. Глухие, страшные звуки ударов.
— А плевал я на голову! И на Кырыма! Клал на всех! Элы!
Он же сейчас сам себя убьет. А ее виноватой сделают.
Элья решительно перешагнулаа через кровяную лужу, стараясь, чтобы тело оказалось между ней и тегином.
— Ырхыз, — позвала осторожно. — Это я, Элы.
Резкий поворот головы, взгляд куда-то мимо нее. Нервные движения глаз, когда синяя радужка то замирает, то вдруг почти исчезает за кожаной складкой века. И зрачки почти не видны.
Тегин чуть вывернул шею, будто прислушиваясь к чему-то. И вдруг неуклюже рванулся прямо к Элье с криком:
— Врешь, сука!
Переброс крыла… Ай, демоны!
Элья неловко скользнула вправо, подхватывая чугунный столб-жаровню. Веером посыпались угли, зашипели.
Прижав кинжал к боку, тегин в три прыжка добрался до мертвой девицы, а на четвертом запнулся и кубарем влетел в косяк. Попытался подняться, но Элья не дала: размахнувшись жаровней, приложилась ею поперек спины. Следующий удар больше походил на тычок копья и пришелся точно в затылок. Запахло паленой кожей и волосами: чаша жаровни давно отлетела под стол, но ее трезубый держатель явно был изрядно горяч, а потому тегин снова заорал. Элья, чуть провернув столб, прихватила трезубцем голову Ырхыза, навалившись всем телом на чугунную ногу, прижала к полу.