Наират-2. Жизнь решает все
Шрифт:
Под рукой художника Наират оживал кривыми башенками-пушками и широкой лентой Красного тракта, который связывал башни в необычный узор. Остатки грифеля мэтр размял в пальцах и подушечками растер поверх всего каганата. Серость накрыла рисованную страну волохов и все башенки, размыла границы, смазала ломаную линию, в которой только теперь Туран узнал горы Чунай, неприступный кхарнский щит, созданный Всевидящим.
— Вот Наират. В нем есть Понорки, скланы и эман. В нем и только в нем. Только там, где есть серая дымка, работают амулеты, летают вестники и ходят големы.
— Мне прекрасно известно, что только
— Ты меня внимательно слушаешь? Там. Где. Есть. Дымка. Видишь на рисунке?
— Вижу, — Туран понимал, что откровенно не улавливает чего-то.
— Да, дымка похожа по очертаниям на Наират, иногда даже совпадает, но… Не дымка совпадает с границами Наирата, а Наират — с границами дымки. Страна подтягивается под нее, а не наоборот. Почему так — сложно сказать однозначно. Мои коллеги имеют ряд теорий. И ни одна не дает исчерпывающего объяснения. Этот флёр, будем называть его так, связан с Понорками и скланами. Исключительно в его пределах эман обладает волшебной силой. Вывези кошель линга подальше, и он превратится в горсть бусин без цены и пользы.
— Лучше одна монета в Наирате, чем горсть линга в Кхарне, — пробормотал Туран, протягивая руку к рисунку. Пальцы скользнули по холсту — жесткому, шершавому — оставляя на угле светлые следы прикосновений. А уголь оставил на пальцах темную пыль. — Флер, флер, флер… Нельзя увидеть, нельзя доказать…
— Но лишь благодаря ему можно объяснить множество занятных явлений. Например, то, что големы на границах каганата вдесятеро больше эмана жрут, а всё равно толком не работают.
— Мне жаль, что я не ученый и не могу толком судить о сказанном. Когда-то я лишь хотел быть поэтом, которому нужно самому видеть…
— Туран, Туран, бельма и слепота — далеко не самое страшное, что бы там ни считали в Наирате. Пора бы тебе знать — разум намного прозорливее глаз.
— Так зачем вам, прозорливым, склана?
— Ну, скажем так, чтобы доказать, что Понорки это удел не только Наирата. И да, Туран, когда-то человек — да-да, человек, а вовсе не Всевидящий — растормошил Понорки. Они дали жизнь скланам, те — эману. И вовсе не факт, что Понорок невозможен где-то еще. Например, в Кхарне.
— И вы… Хотите растормошить?
Еще одно прикосновение, уже к чистому белому Кхарну, и темный след, который тотчас захотелось стереть, но вышло лишь размазать.
— До этого еще очень далеко. Невообразимо. Но длинный путь начинается с малого шага. А мы уже сделали множество шажков. Настало время для очередного. Если в этот раз все сделать правильно…
— Но…
— Туран, я наизусть знаю все вопросы, которые ты можешь задать. Для чего Понорки Кхарну? Что будет, когда флёр появится у нас, и придут големы? Почему нужна именно такая склана, а не кто-то с факторий? Поверь, над этим вопросами думают не один десяток лет и ответы на них требуют многих часов. А кое-какие даже не имеют пока ответов вовсе. Но повторюсь: нам приходится работать с тем, что есть, здесь и сейчас.
Туран хмыкнул. И кто здесь слепец, не видящий истинного кошмара?
Сцерха со вскрытой головой, сетка с шариками и запах паленого. Ведро, в котором мешаются круглое с жидким, рождая нечто третье, с неизвестными свойствами. Склана и Понорок. Эман, который не то во благо, не то в проклятие.
— Вы хотите,
— Я хочу, чтобы ты был готов действовать при случае. Скоро Ханма закипит, раньше, чем думают многие, уж поверь моему чутью. — Аттонио почесал переносицу, пачкая ее серым. — А раз так, то надо завершать дела. Кхарну нужен человек, который… сможет в очередной раз прикрыть случайно погибшего коллегу. Думаю, там не особо удивятся такому повороту. Потерять одного агента в Ханме — жалкий отголосок того, что творилось здесь полтора года назад. К такому привыкли.
— И что потребуется от меня?
— Слушать некоторые советы и не творить откровенных глупостей. Продолжать игру, начатую еще в конце осени. Собственно, всё.
— А вы…
— А я решу часть твоих проблем и дам множество полезных сведений.
Пес встал, потянулся и вышел из комнаты. Очнувшаяся Кусечка затрясла крыльями и, вытянув шею, подхватила кусок угля из коробки, захрустела, рассыпая темную дымку-пыль, создавая на полу еще одно пятно. Чем не Наират? А Кхарн, тот, который на картине, почти чистый, лишь слегка подпорченный прикосновением Турана, не станет ли он, обретя эман, подобием каганата? И думал ли мудрец-Аттонио о такой возможности?
— Туран, у тебя появилась возможность перейти на иную ступень. Сделать нечто действительно важное для страны. И, быть может, для всего мира.
Эти слова неприятно царапнули Турана, напомнив первый разговор с Умным и Сильным. А потому он только коротко кивнул.
— Мы вместе подумаем над посланием, которое объяснит смерть Маранга. Я подтвержу твою невиновность.
Туран поморщился, но уже не от колючести новых слов. От неведомой ранее брезгливости к ним.
— Кстати, что думаешь о предстоящем празднестве? Собираешься его посетить? Я — обязательно, и тебе настоятельно рекомендую…
Корабли развернулись как раз в тот момент, когда Туран двинул локтем под дых очередному соседу. Надоел. И так корма кобукена побережников вид заслонила, а этот еще и дергается, норовя спихнуть в канаву. Там уже копошится несколько бедняков, не хватало об них ноги переломать.
Баба в дорогом халате и неподобающе дешевых украшениях снова выругалась. Здесь ругались все. Зрители — от ненависти к впереди стоящим и восторга, воины — от злости, что вынуждены сдерживать толпу и глядеть на зрелище урывками. Пробегающие за их спинами артисты — вообще непонятно от чего. Особо громко орали с четверть часа назад. Это рухнул ангар, облепленный любопытными. Кого-то придавило сильно, но самых крикливых быстро заткнули пинками, заставив сменить вопли боли на тихие всхлипы и шипение.
А кобукены снова сошлись в тяжеловесном танце, соприкоснулись бортами и стряхнули на землю троих артистов: два вскочили, заковыляли прочь, а третьего пришлось утаскивать стражникам из оцепления. Под визги толпу осыпало искрами, баба тут же запричитала об испорченном халате, но ее перекрыл бой барабанов.
— Тама внутрях — рыбы живые, их щас кончать будут! — Восторженно завопил худой парень, поднимаясь на цыпочки.
А все одно не увидеть. Жаль…
Сверху рухнуло истерзанное тело в синей куртке. Одно единственное. Дождем по нему били обрывки цепи. Убитый сжимал в руках окровавленные ножи с широченными лезвиями.