Наивный наблюдатель
Шрифт:
— Нет, это не мое, — решительно отказался Зимин. — Предпочитаю заняться своим делом. У меня есть далеко идущие планы, которые помогут Усадьбе больше, чем ваша команда.
— А вы подумайте, не отказывайтесь вот так сразу. Давайте поговорим. Рано или поздно мы с вами поймем друг друга. В конце концов, нас объединяет общее дело — поиск личного благополучия, которое легче всего достичь с помощью общественного договора.
Зимин решил, что пора разговор прекращать. То, что среди обитателей Усадьбы встречаются сумасшедшие, стало для него неприятным сюрпризом. Представление о том, что в Усадьбе собрались самые лучшие представители человечества, оказалось мифом, пустым самообманом. Он дал себе слово
Егорин заметил перемену в поведении собеседника и замолчал. Зимин попытался вспомнить инструкции Нау и воспользоваться ограничителем для того, чтобы навсегда отбить у Егорина желание сделать его дружинником. Вот и пригодился его новый статус и новые возможности.
Наверное, что-то у него получилось, потому что Егорин застыл в крайнем недоумении, словно почувствовал, как из мозга его стирается важная информация.
— До свидания! — сказал Зимин.
— А-а, ты один из нас, — с сожалением констатировал Егорин. — Жаль. Ты показался перспективным парнем.
— Один из кого?
— Из Центра.
— Пожалуй, да.
— Что ж, поговорим с тобой в другом месте. Неужели вам, пытающимся остаться незапятнанными, так трудно понять, что мы в ответе за будущее Усадьбы!
— Мне про это ничего неизвестно.
— Незнание не освобождает от ответственности.
— Я Усадьбе не враг.
Марго почему-то показалось, что Зимин попал в какую-то ужасную передрягу. Ей не понравилось, что на виллу — кстати, замечательную виллу, — стали непрерывным потоком приходить люди для переговоров. Пугало само это слово «переговоры». Оно казалось отвратительным и гадким. Почти таким же неприятным, как и слово «гости». Переубедить ее было сложно. Зимин пытался объяснить, что большая часть посетителей — это реконструкторы, которые приходят, рассчитывая на помощь в организации мероприятий движения. Остальные — курьеры Егорина, доставляющие Зимину приказы, наглядную информацию и директивные письма, регламентирующие внутреннюю жизнь Усадьбы. Для чего — непонятно.
— Тебе надо покаяться, — сказала Марго строго.
— В чем? — удивился Зимин.
— У каждого человека на душе есть грех.
— Пусть так. Перед кем покаяться?
— Какая разница! Важно, чтобы у тебя возникла такая потребность.
— Я чист и свободен! — возмутился Зимин.
Марго обиделась и отправилась в свой элитный клуб расслабляться. Зимину показался забавным неожиданный интерес подруги к раскаянию и покаянию. До сих пор проблемы такого сорта оставляли Марго равнодушной. Волновало ее до сих пор только одно — полезно или нет его поведение. Зимин знал, что должен подруге, так она считала, но он подозревал, что внятно сформулировать, что конкретно он должен, она бы не смогла, даже если бы захотела. Марго и прежде не интересовали подробности. Должен, и все.
Зимину настроение подруги показалось забавным. Но на всякий случай он решил вспомнить, не совершил ли случайно поступка, за который ему должно быть стыдно. Сама постановка вопроса показалась смешной, хотя бы потому, что он давно ничего не делал, только наблюдал. Обдумывание замыслов оказалось не простым делом.
Нельзя совершить плохой поступок, если ничего не делаешь. Бездействие может быть отвратительным, но вряд ли его можно было вменить в вину. Наблюдатель, он и есть наблюдатель. Тихий, умозрительный человек. Зимин представил, как он проявляет общественную активность, бегает по площади и кричит: «Так жить нельзя, покайтесь, гады»!
Надо сказать, у Зимина были свои проблемы. Как легко ему было наблюдать в Трущобах за Грегором, действия которого были объяснимы и предсказывались без особого труда. Значительно труднее было разобраться с Климом и Егориным. Мотивация их поведения оставалась тайной. Они были чужие, логика их поступков ускользала от его понимания. Зимин не мог ответить на простой вопрос: почему они ведут себя так непредсказуемо? Создавалось впечатление, что они принимают решения, подчиняясь инстинктам, а не разуму. Зимин окончательно запутался, он не понимал, какие истории следует сочинять, чтобы эти люди остались довольны. У обитателей Усадьбы были свои интересы и представления. Попытка утвердиться в чужом монастыре со своим уставом была обречена на провал. Ему нужно было придумать что-то по-настоящему неординарное, чтобы исправить сложившееся положение. Непонятно было только, что именно.
Прошло совсем немного времени, и Зимин стал думать, что совершил ошибку, согласившись на предложение Нау. Надежда на то, что достаточно будет собрать правдивую информацию об особенностях жизни в Усадьбе, как сразу удастся нащупать что-то важное, что подскажет ему, ради чего эти люди живут на свете, провалилась. Придумывать для них сценарии новых жизней без этого понимания было глупо. Пришло время Зимину признаться, что стать настоящим писателем у него не получилось. Он пожалел, что согласился на предложение Нау. Это был наивный и самонадеянный выбор. Правильнее было отказаться. Вот это было бы честным поступком.
«Я могу сделать это в любой момент. Разве меня кто-нибудь сможет переубедить», — подумал он.
Осталось вспомнить, как связаться с Нау. Для этого необходимо было совершить некоторые действия. К его удивлению, сработал коммуникатор, Нау откликнулся на мысленный призыв. Через десять минут он был на вилле.
— Что-то идет не так? — спросил он терпеливо, словно предчувствуя длительный и нудный разговор о возможных нравственных терзаниях перспективного сценариста.
Зимин подробно пересказал все, что узнал от Клима и Егорина. Закончил самым важным вопросом, который не давал ему покоя:
— Действительно ли Усадьба разваливается?
— Хорошая работа, Зимин, — сказал Нау. — Быстро вы разобрались с нашей хваленой элитой! Надо признать, что Усадьба оказалась неустойчивым образованием. Но это означает только то, что мы должны сделать свою работу как можно скорее. Мы солдаты будущего. Понимаете?
— Что может спасти Усадьбу?
— Жадность, конечно. Как это обычно и происходило в истории человечества.
— Какое странное предположение! Верится с трудом. Впрочем, жадность не моя сильная сторона. Почему-то вспоминается: «на жадину не нужен нож, ему с три короба наврешь и делай с ним, что хошь»…
— Наша цивилизация построена не бессребрениками. Доказательств полно в любой дисциплине. Антропологи с биологами расскажут, что эволюция отбирает тех, кто наиболее эффективно размножается. Мы с вами — потомки тех, кто смог убить больше мамонтов и обиходить больше самок, а не тех, кто водил угольком по стенам пещеры, потому как на долю последних не оставалось ни самок, ни мамонтов.
— А мне всегда казалось, что мир существует только потому, что есть люди, которые делают что-то не ради выгоды. Выгода, как правило, убивает любой начинание. Читал как-то древний миф о Мидасе. Мораль проста: если все, до чего ты дотрагиваешься, превращается в золото, жизнь прекращается. Древние люди в этом разбирались.