Накануне войны
Шрифт:
Второе;'-'и тоже очень важное обстоятельство, — война была объявлена при участии Ворошилова так поспешно, что даже начальник Генштаба Б. М. Шапошников об э 4 ой не знал. Он в то время был в отпуске. Конечно, Шапошников немедленно прервал отпуск и 'прибыл в Москву. Здесь он узнал все подробности. Потрясенный, схватился за голову, бегал по кабинету и с болью в голосе восклицал:
— Боже! Что наделали! Ай–йй–яй! Осрамились на весь мир! Почему же меня не предупредили?!
Да, Борису Михайловичу Шапошникову, военному ученому, написавшему научное исследование о службе Генштаба — «Мозг армии», — было чему ужасаться. Высокопоставленные невежды начали войну, даже не предупредив своего начальника Генштаба!
Красная Армия вела зимнюю войну в летнем обмундировании. «Гениальные» полководцы Сталин и Ворошилов
Обо всем этом и напомнил Политбюро и Военному совету генерал Проскуров. Вернувшись с заседания, он рассказал полковнику Пугачеву, своему другу, как оно проходило, рассказал и о том, что ничего хорошего для себя не ждет. Когда на следующий день я пришел в Разведуправление и спросил, где Проскуров, Пугачев передал мне его рассказ…
Итогом заседания Политбюро и Военного совета было то, что маршала Ворошилова назначили председателем Комитета обороны, а маршала Тимошенко — наркомом обороны. Теперь Ворошилову стали подчиняться не только нарком обороны, но и нарком Военно — Морского Флота и все наркомы оборонной промышленности. О результатах «оборонной» деятельности Ворошилова можно судить по тому, в каком состоянии наша армия встретила врага на границе в 1941 году…
Новый начальник Разведупра генерал Голиков был за два года четвертым. Уже одна такая частая смена руководителей разведки абсолютно недопустима и вредна для государства. Грамотные в военном отношении люди знают, например, что для подготовки нового командира дивизии нужно не менее шести — восьми лет. А подготовка нового начальника разведки еще более сложна. Частые смены даже рядовых работников разведки не могут не нанести ущерб делу. Характер службы в центральных разведывательных органах требует скрупулезного накапливания разведданных, их систематизации и запоминания в логической последовательности. Поэтому умный государственный деятель любовно выращивает кадры разведчиков, создает им все условия для плодотворной и длительной работы. Часто меняя начальников Разведуправления, Сталин парализовал работу разведки. Разгромив собственную разведку, Сталин подрубил сук, на котором сам сидел, и стал жертвой дезинформации немецкой разведки.
Вновь назначенный начальник Разведупра генерал–лейтенант Голиков прибыл к нам из Львова, где он командовал 6-й армией. Как командовал — не знаю, но начальником Разведупра он был плохим. В Разведупре это был единственный человек, который попал в сети дезинформации немецкой разведки и до самого начала войны верил, что войны с Германией не будет.
Близко соприкасаясь по работе, почти ежедневно бывая на докладе, я изучал нового начальника Разведупра. Среднего роста круглолицый блондин, вернее, лысый блондин со светлыми глазами. На лице всегда дежурная улыбка, и не знаешь, чем она вызвана — то ли ты хорошо доложил, то ли плохо. Я не заметил, чтобы он определенно высказывал свое мнение. Давая указания, говорил: «Сделайте так или так…» И я не знал, как же все–таки надо. Если я поступал по своей инициативе или по его указанию, но неудачно, он всегда подчеркивал: «Я вам таких указаний не давал», — или: «Вы меня неправильно поняли». Он просто не знал, какие дать указания. Мы его не уважали. Голиков часто ходил на доклад к Сталину, после чего вызывал меня и ориентировал в том, что думает «хозяин»; очень боялся, чтобы наша информация не разошлась с мнением Сталина.
Назначенный зимой 1940 года вместо Пугачева начальником информотдела генерал–майор Дубинин по ряду причин, среди которых не последнее место занимали военные приготовления на границе отнюдь не в духе мирного Договора, заболел и попал в психиатрическую лечебницу. Голиков назначил врио начальника информотдела меня. К тому времени я закончил «Мобилизационные записки» по восточным странам. Все их Голиков утвердил и отправил в Генштаб.
Новая работа в таких огромных масштабах, как информотдел, меня пугала. Заместителем по Западу был полковник Онянов, и я пытался вместо себя выдвинуть его, тем более что он был выше меня по званию. Однако Голикову почему- то захотелось на должность начальника информотдела посадить именно меня, и он настоял на своем.
Первым делом я стал изучать материал по Западу. Немецкая
Ознакомившись с отчетом, я пришел в восторг. В нем была показана вся немецкая армия до каждой дивизии и части (больше сотни дивизий) — их состав, вооружение, нумерация и группировка. На схеме был изображен весь ход боевых действий с первого до последнего дня войны.
Естественно, мы накинулись на этот документ, как голодные на пищу. Все указанные дивизии поставили на учет, это давало возможность легко следить за их переброской к нашим границам. Ход боевых действий мы нанесли на карту. Нанесли также группировки сил и средств на каждой стороне. Начали изучать соотношение сил в ходе боя по направлениям и искали, что же нового в оперативном искусстве дали немцы, где и в чем секрет их молниеносной победы. Почему такая крупная страна, как Франция, была разгромлена в течение одного месяца?
Над изучением опыта этой войны работала целая группа офицеров, и вскоре был готов доклад начальнику Генерального штаба генералу Жукову «О франко- немецкой войне 1939–40 гг.».
Что же нового и поучительного мы нашли у немцев?
В оперативном искусстве — ничего нового. Наше оперативное искусство стояло тогда выше немецкого. Метод ведения армейских и фронтовых операций с концентрическими ударами и последующим окружением у нас изучали еще в 1937 году и даже раньше. Средством развития тактического прорыва в оперативный у нас была конно–механизированная группа (КМГ), а у них — танковая армия (4–5 танковых дивизий и 3–4 мотодивизий).
Новым было появление танковой армии — большого оперативно–стратегического танкового объединения. У нас же высшей единицей был механизированный корпус (две танковые бригады и одна стрелково–пулеметная), но накануне войны эти корпуса расформировали. Это была крупная ошибка. Именно немецкие танковые армии пронзили Францию на всю ее глубину от границы до границы. Им не было оказано никакого сопротивления.
Во французской армии не существовало оперативных инженерно–саперных заграждений, крупных противотанковых артиллерийских и больших танковых соединений. Новым в тактике немцев были строго согласованные действия авиации, танков и артиллерии с пехотой. Авиация, танки й артиллерия сопровождали наступление пехоты и обеспечивали успех. Вот как описывал в отчете один французский офицер характер боя: «Впереди против нас двигаются с грохотом тысячи танков, а сверху над нами ревут и воют тысячи самолетов и обрушивают на наши головы тысячи бомб, которые, разрываясь, сотрясают землю. Войска прижались к земле и лежат, как парализованные, не могут даже пошевелиться и поднять голову, не 'Говоря уже о противотанковых пушках, которые бездействовали».
Забегая несколько вперёд, скажу, что точно так же было и у нас в первые дни войны. Мы на своих спинах испытали эту новую немецкую тактику. Разница только в том, что мы не все время лежали, прижавшись к земле.
Направив доклад начальнику Генштаба, офицеры разведки полагали, что возглавляющие правительство и наркомат обороны умные люди изучат опыт франко–немецкой войны и примут все меры, чтобы с нашей армией не случилось того, что случилось с французской. Мы на многое надеялись. Надеялись, что будут созданы сильные танковые армии, которые, схлестнувшись с немецкими, не позволят им безнаказанно пройти по всей нашей стране. Что будут созданы крупные артиллерийские противотанковые соединения, а также теоретически разработанные Д. М. Карбышевым еще в 1937 году оперативные инженерно–саперные заграждения. Что будут созданы инженерно–саперные бригады и корпуса. Что против «висящих» над головой самолетов будут созданы дивизии зенитной артиллерии.