Накануне
Шрифт:
– Ради бога... Я так мечтал... Своею рукой, взмахом одним отомстить за народное горе, за народную нищету, за преступно пролитые потоки крови... Если бы вы знали, как я его ненавижу...
Глаза рыжебородого потемнели. Жестко сжались губы.
– Я ненавижу его больше вашего, - сказал он медленно.
– Потому что знаю его лучше вас. А любовь и ненависть всегда в меру знаний. Я, по крови, по рождению, из того круга. И недаром ушел от них. И мечта... вот та же, ваша - была и у меня. В девятьсот шестом я мог исполнить ее: я мог убить. И не убил.
– Не убили?
– прапорщик стиснул руки.
– Почему?
Мелькали мимо в размеренном,
Рыжебородый присел на диван и достал портсигар. Прапорщик с волнением следил за медлительными его движениями.
– Не убил, потому что вовремя понял: цареубийство - пустая романтика. Бессмысленный, ничего не стоящий, а часто даже и просто вредный жест.
– Пустая романтика?
– пробормотал прапорщик.
– Вы шутите... А как же террор? Бессмысленно? Почему?
Рыжебородый сузил зрачки.
– Потому что отрубленные головы прирастают.
Прапорщик вздрогнул.
– Как вы сказали?
Рыжебородый посмотрел на черные браслетные часы.
– В старобретонском фольклоре есть легенда об отрубленной голове короля... Не читали? Я расскажу, пожалуй: время есть. Вам, как поэту, так будет понятней.
Он закурил, по-прежнему щурясь. По-прежнему не спускал с него глаз прапорщик.
– Легенда - о короле, который пал в битве с франками в глухом, дремучем лесу. В этом лесу жил отшельник. Святой, конечно, чудотворец, как полагается отшельникам в легендах. И вот, в ночь, он слышит: кто-то шарит по двери неверной, точно слепою рукой. "Кто?" В ответ - имя. Имя павшего короля. Отшельник не знал, что он убит, но самое имя даже он, ушедший от мира, знал как символ жестокости и крови, молвой народной проклятое имя. Он отказался открыть. "Открой, - повторяет голос.
– Именем божиим и королевским именем открой! Время бежит, и кровь бежит из ран, в обгон времени. Франки рыщут по лесу. Горе, если они настигнут меня у твоего порога". И снова отказал отшельник. Тогда ударила в хилую еловую дверь стальная перчатка. "Откинь засов, или я выбью дверь кованым наколенником, и со мной войдет к тебе в келью ночь! Берегись, старик!". Заклятия ночи испугался отшельник. Он открыл. И видит: под лунным светом - призрак в изрубленных доспехах держит перед собой отсеченную голову. Голова живет, бешеным бегом кружат в засинелых орбитах кровью налитые зрачки под взброшенным на лоб наличником. Губы заговорили, роняя черную пену: "Попущением божиим я обезглавлен франками в битве. Тысячи клянут мое имя. Но я чтил церковь и жег воск перед ликом святых и верно держал клятву своему сюзерену - богу, именем которого и ты, старик, живешь. Нет короля без бога, но нет и бога без короля. И потому святая Анна Арморейская, защитница властных, привела меня к тебе: в твоей силе возложить мне снова на плечи голову".
"Нет бога без короля!" И отшельник именем Анны Арморейской, защитницы властных, принял трясущимися пальцами кровоточащую голову из закостенелых, как стальные налокотники, захолодевших рук и наложил ее на красный срез над черным иссеченным панцирем. И призрак снова стал человеком и ушел в ночь, на розыск своих знамен, звеня золотыми шпорами о корни деревьев.
Он замолчал. Поэт, как зачарованный, смотрел ему в глаза.
– Именем Анны Арморейской! Бог мой! Какая раньше чудесная была жизнь... Но я заслушался и упустил смысл... правду этой сказки...
– Она же на самом виду, - нахмурился рыжебородый.
– Если б я ударил тогда, - или теперь, - будьте уверены: и эту
Прапорщик ждал напряженно. Он не спросил: он ждал. Рыжебородый поднялся резко.
– Просто: взять за бороду и свести с престола. За бороду в грязь.
Прапорщик дрогнул и встал тоже.
– И вы... едете за этим? Вы ходите... за бороду? Императора Всея великия и малые и белые Руси самодержавца? Но, простите... это... еще больше романтика, чем...
Дверка купе отодвинулась с треском. В купе заглянул Мартьянов.
– Последний перегон. Скоро подходим.
Рыжебородый рассмеялся.
– Вот он - конец Анны Арморейской. Заходи, Мартьянов. Товарищ прапорщик пригласит сейчас господ офицеров.
Глава 64
В одиночку
Вокзал был занят с разбегу, без сопротивления. По асфальту перрона, взвизгивая ржавыми голосами тяжелых колесиков, раскатились, выравниваясь, пулеметы. На телеграфе и телефоне стали к аппаратам семеновцы. У станционного подъезда задержан был комендантский автомобиль: коменданта отвели под караулом в дежурную.
Рыжебородый подозвал Мартьянова:
– Слушай. Я сейчас выеду в город, на комендантской машине. На время отсутствия ты примешь у меня полномочия как единственный, кроме меня, представитель Совета.
– То есть как понять?
– спросил, подтягиваясь по строевой привычке, Мартьянов.
– Один поедешь? А семеновцы и пулеметчики?
– Пока останутся здесь, - ответил рыжебородый, следя глазами за солдатами, составлявшими ружья в козлы на платформе.
– Гарнизон, сам знаешь, ненадежен: в секции у нас делегаты только 2-го Стрелкового были единственный в Царском революционный полк. А остальные - черт их знает, что думают. Если пойдем ко дворцу походным порядком, - еще обстреляют нас, не разобравшись, в чем дело. Пробиваться придется, - и риск есть, что царя тем временем увезут. Я решил попробовать изнутри дворец захватить: поднять внутренний караул, - там в наряд полагается целый батальон.
– В одиночку?
– сомнительно покачал головою Мартьянов.
– Не подходяще, по-моему. При таком случае надо народную силу показать. Чтобы вкруг дворца штыки - лесом. Я бы артиллерию привел, честное слово, броневики... Чтобы весь мир видел, какая за Советом сила.
– Сила больше почувствуется, - возразил рыжебородый, - если я один пойду. Пробьюсь не оружием, а именем одним Совета депутатов, именем революции.
Мартьянов прищурил чуть насмешливо глаз:
– Не обидься - я к тебе с полным уважением, а только... что-то это, извини, на роман похоже... Кабы бить нечем: с нами войск, смотри, не то что дворец, - Варшаву взять можно... А ты хочешь - один. Да и не дойдешь, все одно заарестуют, ежели вовсе не убьют зазря.
– Не посмеют, - уверенно сказал рыжебородый.
– Я их знаю. Ни за что не посмеют. А если бы и случилось, - так для этого я тебе и передаю полномочия. Засеки время. Если через час не вернусь или не дам знать о себе, - двинь наших к казармам 2-го Стрелкового, подыми полк и с ним вместе - в Александровский дворец: цари там. Все семеро: Николай, Александра, пятеро потомства. И действуй.
– По обстоятельствам?
– весело спросил Мартьянов.
– Как ты объяснял: арест на месте - или просто на месте, если выручка будет. Может, товарищ, прямо с того конца и начать?