Наказание за желание жить
Шрифт:
– Спит, – предугадала вопрос супруга женщина. – Она устала. Без солнца ее крылья слишком слабы, почти нет пыльцы… Нор… Ей нужно солнце. Хотя бы немного. Она даже неуверенно ходит, словно каждый шаг причиняет ей боль! Мы ведь можем потерять нашу дочь… мы можем ее потерять…
Мужчина опустился на корточки перед женой, обнял ее ноги и уткнулся лбом в колени Микхи.
– Я что-нибудь придумаю. Обещаю. Я все сделаю ради нашей семьи!
Шанс вывести Прим на улицу во время дневного солнца предоставился через две недели. В Черте было объявлено собрание, а в этот же день семья Тибб должна была произвести оплату
Никто не предполагал, что маленькая прогулка обессиленного ребенка будет стоить им привычного уклада жизни.
Глава первая. Постановление
Дом семьи Тибб был точно таким же, как и остальные, что вереницей строились друг за другом по улице Западного ветра. Прежние деревянные постройки были снесены после проигранной войны людям, и вместо уютных домов для фейри построили каменные мешки. Дома были однотипными как внешне, так и внутренне: три помещения, маленькая прихожая-холл, подвал. В среднем помещении был маленький очаг, с помощью которого здание отапливалось в зимнее время. Одновременно в очаге вмещалось всего два полена или маленькая охапка тонких веток.
В доме семейства центральная комната была залом. Здесь Микха сушила листья, хранила различные зелья и снадобья, которые готовила по старинным семейным рецептам, переданных ей матерью. В комнате лежал ковёр – его Нор купил на распродаже, когда семья Коры вынуждена была продавать имущество, так как те не смогли собрать всю сумму налога за дом. В углу комнаты стоял деревянный сундук, в котором хранились разные миски, склянки и пустые кувшины. Кроме Микхи к сундуку никто не подходил. Правая комната была крохотной супружеской спальней: кровать и сундук с вещами, больше ничего и не вмещалось. Левая комната представляла из себя кухню, на которой вмещались: маленький треугольный стол, два трехногих табурета и две небольших тумбы напротив стола, в одной из которых хранилась посуда, а в другой – две корзины. У стены, напротив окна, в полу была дверца, которая скрывала лестницу в подвал. Там стояли стеллажи, на полках которых собирались запасы еды. В углу, за стеллажами, был обустроен уголок для Прим: небольшой пьедестал, на котором лежал матрац, трехногая табуретка, играющая роль прикроватного столика, на которой стояла свеча в чашке.
В день, когда разыгралась нежданная трагедия, был праздник Середины Радости.
Этот день был выходным во всей Черте, так как от рассвета старого солнца, его заката и до восхода юного солнца длился праздник Середины Радости, отмерявший середину сезона.
Таких дней, когда фейри делили солнце на старое и юное, за все привычные человеческому мировоззрению сезоны существовало всего четыре. Людям пришлось смириться с традициями Черты и смотреть на то, как жизнь в эти четыре дня замирала. Даже охотники откладывали луки и колчаны в сторону, чтобы отметить сезонные праздники вместе со всеми.
Накануне Микха вместе с Нором провели уборку дома и сада, чтобы новое солнце увидело их землю чистой. Они сменили синие шторы на зеленые, а также завязали на одной веточке каждого дерева по зелёной ленте. Их дом, как и дома соседей, прощался со
Обед у семейства Тибб был праздничным: горячий бульон с зеленью и гренками, тушеный картофель и салат из свежих овощей. Стол был накрыт на двоих – дочь не составляла им компанию, ведь шторы не были задернуты.
В честь праздника Микха приготовила лучшую одежду, которую перестирала несколько дней назад и, ранним утром, пока Нор ещё спал, сняла наряды с бельевой верёвки, растянутой между двумя рябинами. Для дочери она перешила одно из своих детских платьев. Вот только одежда Прим никогда не сушилась в их саду, из-за чего вещам не хватало свежести.
– Родная моя, – улыбнулся Нор, разливая чистую воду по бокалам.
Микха тоже улыбалась. На её душе было спокойно. Вечером она обязательно спустится в подвал, принесёт тарелку с овощами Прим и, если останется, картофелем.
Улыбка у женщины была красивой, да и сама супруга Нора считалась вполне себе симпатичной: у неё были относительно короткие, по плечи, каштановые волосы – из-за работы с настойками она не могла иметь такие же длинные и блестящие локоны, как у других девушек-фейри, так как они лишь мешались; ростом Микха была ниже супруга на голову, отличалась и телосложением: стройная, гибкая, как молоденькое деревце; крылья фейри напоминали сочные зеленые листья на ветвях. Женщина гордилась такой красотой, и вся сияла, когда Нор бережно перебирал листочки на её крыльях. Как и полагается лесным фейри, кожа у Микхи была светло-зелёной, а глаза – яркого, насыщенного зелёного цвета.
Праздничный день было принято проводить в кругу семьи. Утром приятные хлопоты и маленькие подарки: Нор вручил Микхе браслет из ракушек, а супруга ответным подарком вручила мужу новую охотничью сумку, Прим же от родителей получила новый гребень для волос. Днём – праздничный обед, а вечером – время для песен и танцев.
Микха собиралась поздним вечером задернуть в зале шторы, чтобы можно было вывести их малышку из подвала в зал. Отец бы спел одну из своих песен, мать бы станцевала, и они прекрасно провели бы этот вечер.
Обед уже подходил к своей середине, когда со стороны улицы раздались громкие, гневные голоса. Микха сложила тарелки на одну из тумб и из горшочка наложила в чистые миски тушеный картофель. Семья Тибб успела немного попробовать тушенное блюдо, как в дверь настойчиво постучали несколько раз. Супруги переглянулись. Гостей они не ждали.
– Может, сосед?
– Так праздник же… – растерянно проговорил Нор.
– Ну я сейчас им устрою! – поджала губы Микха, вскакивая на ноги. Если бы муж мягко не перехватил супругу, та бы уже оказалась возле двери и резко бы её распахнула.
– Я сам открою, Листочек мой. Кушай, родная, я скоро.
Мужчина усадил супругу за стол, вытер руки о полотенце и, тяжело поднявшись на ноги, направился к выходу. В дверь в очередной раз постучали и громким голосом потребовали открыть.
– Уже открываю! – Нор обернулся на Микху, та встала из-за стола и подошла к двери кухни. Она не стала подходить к мужу.
– Нор… – голос Микхи дрожал. Женщина встряхнула головой, но высказывать вслух опасения не стала.
– Всё хорошо, Листочек, – Нор ободряюще улыбнулся, а затем подошёл к двери, остановился, машинально вытерев сухие ладони о брючины.