Наколдую любовь...
Шрифт:
– Вот упрямая! – выругался старик, преграждая ей путь в сарай. – Ну сказал же…
– Да не бойтесь вы за меня, дедушка Митяй! Мне он ничего не сделает… Он женщину во мне не видит, он меня вообще не помнит…
Митяй окинул упрямицу недоверчивым взглядом, но прогонять, так уж и быть, не стал. Но и пускать в сарай не спешил.
– Погоди, дочка, пусть сперва Агафья его осмотрит, а вот если она разрешит – то, так и быть, потом пущу к нему. А сейчас не лезь, иди в дом – холодно ж, замерзнешь…
– Не замерзну. Я
Старик махнул рукой и спорить больше не стал.
Марек спал, когда пришла Агафья, и знахарка без труда смогла осмотреть и обработать его раны, молитвы над ним пошептать и подпаленными веточками сухих трав окурить, – это проблему не решит, конечно, пока Агнешка приворот не снимет, но страдания его должно облегчить.
Закончив с Мареком, Агафья протянула Митяю бутыль с мутной жидкостью:
– Это отвар. Когда Марек проснется, заставь его выпить. И не бойся, - добавила она, заметив Яринку, - ей он зла не причинит. Пусти девочку – ему это тоже на пользу пойдет.
– Вы так думаете? – с надеждой, такой необходимой ей, спросила Ярина.
– Ну конечно, милая, – улыбнулась ей Агафья. – Чистое любящее сердце – оно всегда на пользу. А Марек и сейчас тебя любит. Просто не помнит этого, как не помнит самого себя. Но сердце его твоей сестре не подвластно – ты в нем хозяйка была, есть и будешь. Иди уже, беги к нему… А ты, старый, не ворчи и девочку единственной радости не лишай. Понял?
И, взяв старика под локоток, увела, оставив Марека на попечение Ярины.
На стареньком топчане в углу сарая спал ее Марек. Дед Митяй пожертвовал ему свою рубашку и теплый шерстяной плед – и потому Ярина не видела страшных синяков от побоев разъяренных мужиков и летящих в парня камней. Но знала, что они там были.
Присев на краешек лежанки, Ярина легонько коснулась лица Марека – измученного, посеревшего, расцарапанного. Коснулась волос – одними подушечками пальцев…
– Что же ты наделал, хороший мой?
Шепотом сказала, еле слышно, но Марек вдруг вздохнул сквозь сон. Яринка тут же руку убрала, боясь, что он сейчас проснется и прогонит ее, но…
– Малая… Девочка моя…
Он спал, но чувствовал ее, как в ту ночь, когда она прибежала спасать его от отцовского гнева. Звал ее, искал… Ярина не ответила, помня, как в прошлый раз ее голос разбудил его и вернул чужака в облике Марека. Лишь прикрыла уставшие плакать глаза, стараясь сохранить в памяти этот любимый ласковый голос и позабытое тепло.
Марек же, лишившись крохотного маячка в поглотившей его тьме – ее голоса, – зашевелился, ощупывая вокруг себя пространство. Нашел Яринкину руку и, только взяв ее, успокоился. Ярина замерла. Потом – тихонько выдохнула. И робко сжала его ладонь, не удержавшись… Боялась, что проснется, но он по-прежнему спал – только сон его рядом с ней спокойней стал, умиротворенней. И тогда Яринка осмелела, наклонилась и легонько коснулась губами разбитых
– Все будет хорошо, - пообещала она. – Я вытащу тебя из этого кошмара, слышишь? Мы будем еще счастливы… Будем убегать с тобой летом в поле…
События прошедшего лета, когда они с Мареком так счастливы были, так беззаботны, прошлись лезвием по сердечку. Закровоточило сердечко, заблестели опять на глазах Яринкиных слезы…
– Будем с тобой… Ты же помнишь тот день? Дождь, поляна, мы… Я обещаю тебе, мой хороший, у нас все еще будет. И ферму мы твою обязательно построим… Ты потерпи, пожалуйста, ладно? И хотя бы во сне помни, что я очень жду тебя. И очень люблю.
***
– Ты где была?
Едва Ярина вернулась, как отец с матерью тут же накинулись на нее – они чуть с ума не сошли, когда обнаружили, что она ушла из дома. Ну хоть бы предупредила! Однако сама Ярина ни малейшего раскаяния за свой побег не испытывала – более того, если б дед Митяй не погнал бы ее домой, она б и вовсе рядом с Мареком осталась.
– Там, где должна была быть, - устало вздохнула Ярина, прошла мимо родителей и направилась к лестнице: – Оставьте меня в покое.
– Ты что, к нему ходила? – разозлился Андрик. – Ярина! Ну-ка стой!
Девушка остановилась. На отца с матерью она злилась не меньше, чем на Агнешку, и ругала себя с самого утра, что позволила им вчера удержать ее; жалела, что, находясь здесь, рядом с любимым, не смогла помочь ему, запертому в комнате, сходящему с ума; что, послушавшись родителей, не пошла за ним, когда он сбежал… Все могло бы быть по-другому. И Мареку не пришлось бы сбегать. И никто бы от него не пострадал. И никто бы в деревне не жаждал бы сейчас расправы над ним.
С трудом держа в себе обиду, Ярина резко обернулась к отцу и с вызовом заявила:
– Да, ходила, папа. И еще пойду. А станешь мешать – уйду из дома.
– Ярина!
– Вы ждете, пока он погибнет. Так ведь? Пока сам умрет, или убьют его… Вас все устроит! Тогда все проблемы будут решены, – да, папа? Агнешка избавится от мужа-тирана и расплаты за то, что натворила, вы – от страха за нас. А я поплачу да перестану, как-нибудь переживу его смерть… На это вы надеетесь? Таков ваш план?
– Ярина!
– А я не дам ему умереть, папа. А если и умрет – то меня тоже похороните.
Она взбежала по лестнице и заперлась в комнате, в которой еще вчера томился Марек. А до этого еще недавно жили они с сестрой и бед не знали. Делились самым сокровенным, вместе разглядывали потолок и перебирали в памяти счастливые моменты.
Свернувшись калачиком на холодной, влажной от морозного воздуха кровати, Ярина смотрела на клочья отодранных обоев и разбитое окно, на то, как ветер треплет занавеску…
– Ярина, доченька, открой, - стучалась в запертую дверь Ася. – Там холодно, ты заболеешь!