Налейте бокалы, раздайте патроны!
Шрифт:
Один за другим солдаты подходили с котелками к огромному, надраенному почти до зеркального блеска «вместилищу пищи» и шумно втягивали в себя воздух.
— Что на этот раз? Уж не собираешься ли ты нас снова накормить гнилой капустой, а Фриц? — поинтересовался белобрысый ефрейтор.
— А ты что, запаха не чуешь? — ухмыльнулся толстый и потный повар. — Сегодня обед — что надо.
Получая свои порции, солдаты расходились по своим местам: кто в окоп, а кто-то присаживался посреди поляны, предвкушая минуты наслаждения. На фронте те, кто каждый день ходит под смертью, под возможностью того,
— Эх, люблю я грешным делом поработать челюстями, — проговорил пехотинец с двумя золотыми зубами. — Бывало, в мирное время работаешь в поле, утомишься, проголодаешься да присядешь в тенек слегка перекусить. Понятно, до обеда еще далеко, а ведь организм как машина: не подбросишь в топку горючего — она и не поедет. Достанешь сумку и поглядишь, чего же на этот раз жена положила.
— Ну и что обычно у тебя, Альберт, было на легкую закуску? — поинтересовался сосед — рыжий, как огонь, уроженец Вестфалии.
Золотозубый мечтательно прижмурил глаза.
— Достанешь половину булки хлеба, пяток яичек… Колбаска или ветчинка, это уж само собой, как водится. А какую у нас ветчину делают, если бы вы только знали, ребята! Это не то что какая-нибудь халтура из магазина! Я сам от начала и до конца процесса никого к этому делу не подпускаю.
— И как, получается?
— Спрашиваешь! Ветчина у меня сочная, мягкая, прокопченная дымком из можжевельника. Некоторые коптят на всякой дряни — лишь бы только дым был. А я так скажу: дым в этом деле — ровно четверть успеха. Ни больше ни меньше — четверть! Смело могу поклясться.
— Ну, а дальше-то что?
— А дальше — сыр, пирожки. Пирожки, к примеру, могут быть и с мясом, и с капустой — и то, и другое у моей Марты получается — язык проглотишь! Все это умнешь, запьешь жбаном пива. Потом, конечно, минут двадцать отдохнешь — и снова за работу. А там уж и обед близко.
— И это, Альберт, ты называешь перекусить? — послышались веселые голоса.
— Ну, да, — недоуменно пожал плечами Альберт. — Вот позднее, когда вечерком придешь домой — тогда я люблю поесть как следует. А это так — поддержать штаны во время работы.
В этот день такой роскоши Альберту и его товарищам полевая кухня не предоставила, однако голодными они тоже не остались. Получив свою порцию фасоли с мясом, солдаты расселись кто куда и принялись поглощать пищу. К тому же сегодня все получили еще и хлеб, и колбасу, так что у них были все причины порадоваться и спокойно провести время. На фронте ситуация благоприятствовала, и никаких особых волнений на горизонте не наблюдалось.
— Хоть и не мирная жизнь, а все же неплохо, — ковыряясь пальцем в зубах, заметил белобрысый солдат. — Если бы вся война прошла вот так, то я еще согласился бы. Так ведь вряд ли — покой в любой момент может нарушиться.
— Да
— Что пишут, Иоганн? — толкнул его в бок белобрысый.
— Наши успехи на западе несомненны, — процитировал тот газетный заголовок. — Еще немного усилий, и мы окончательно взломаем французский фронт и войдем в Париж.
— Хорошо бы… — вздохнул один из собеседников.
— И что бы ты с этого имел, а, Карл?
— Да я-то что — война быстрее окончится.
— Если там такие успехи, то почему же на востоке наши дела так плохи? — иронически поинтересовался кто-то. — Пятимся от русских, как раки.
— Не наша это забота. Мы…
— Танк!!! — раздался неподалеку дикий вопль.
Все вскочили, растерянно озираясь. Увиденное ошеломило всех без исключения. Из близлежащей лощины выползло огромное металлическое чудовище. Вскочившие солдаты с ужасом увидели, как, несмотря на то что на броне были изображены немецкие кресты, машина вела орудийный и пулеметный огонь по разбегавшимся во все стороны своим же солдатам.
— Ничего не понимаю, — растерянно произнес один из ужинавших. — Может, это…
Прозвучавший из орудия выстрел заглушил его последние слова. Снаряд ударил прямо в гущу отдыхавших солдат. Всеобщая паника привела к тому, что большая часть германцев, побросав котелки и оружие, стала разбегаться кто куда, потеряв голову. Некоторые, все же опомнившись, принялись стрелять из винтовок и пистолетов, однако никакого вреда бронированной машине принести это не могло. В свою очередь, четыре пулемета и 57-миллиметровое орудие производили сильный эффект. В течение нескольких минут танк нанес немалый урон германцам. Человек двадцать было раздавлено гусеницами, еще больше полегло под огнем, ведущимся из адской машины. Раздавив полевую кухню и несколько палаток, танк беспрепятственно покатил в сторону той самой опушки, где стоял макет, охраняемый оставшимися офицерами из отряда Голицына.
Немецкое замешательство позволило танку почти беспрепятственно скрыться в темноте. Страшные лязгающие звуки затихли в глубине леса.
Глава 37
— Тихо! — повелительно подняла руку Ольга.
Теперь, после всех переживаний и сомнений, после долгого и мучительного поединка с собой, она вновь обрела покой. После той такой непривычной солдатам «барышни» она предстала перед своими теперь уже бывшими подчиненными опять в образе прапорщика, за которым они, как и прежде, готовы пойти и в огонь, и в воду. Это поняли и солдаты.
— Гля, Николай, а девка-то снова за ум взялась, — шепнул Батюк своему товарищу, широко раскинувшему ноги и рассевшемуся на кирпичном полу. — Вот это я понимаю — раскрыли тебя или нет, а линию свою надо гнуть до конца.
— Это точно, — поддержал его коллега. — Расплакаться да попереживать мы и на том свете поспеем, а пока что погодить надо. Я вот тут поразмыслил да и решил жизнь свою, значит, задорого продать.
— На снисхождение, значит, не рассчитываешь, — хитро прищурился Батюк. — Ты подумай. Если рассказал бы немцам все, как оно было, что да как, то глядишь, и тебе поблажка али льгота какая была. Не желаешь, а?