Наложница Короля

Константин Фрес

Но ее поймали и сломали. У Старой Королевы хорошие палачи, они не зря едят свой хлеб.

Поэтому сейчас она покорно брела за Кристианом, даже не помышляя сделать хоть шаг в сторону, уклониться от его маршрута. И не важно, что сделает с нею приезжий – палачи могут сделать больнее. Она это знала. А если в конце любого пути ее ждет боль, то не все ли равно?.. Кристиан смотрел на девушку, облизывал жадно внезапно пересохшие губы и, усмехаясь, шел дальше.

Погоди же, Старая Королева…

Комнату для Сердечного

Брата Короля готовили всегда одну и ту же – достаточно просторную, чтобы вместить купальню, просторное ложе и стол. Это и все, в чем обычно нуждался Кристиан – в хорошем отдыхе после долгого похода и в еде. Но не сегодня.

Перед дверями своей опочивальни Кристиан остановился, снова обернулся на девицу – та немного отстала, словно идти вслед за мужчиной ей было невыносимо трудно и страшно, а оттого шаги ее прелестных ножек были совсем крошечными, – и дождался ее.

Она подошла к дверям и уставилась на Кристиана темными глазами, в которых уже закипали слезы, отчего показалась ему еще краше и невиннее.

– Заходи,– велел он, распахивая перед нею двери. – И ничего не бойся. Я же не Зверь. Я тебя не обижу. Обещаю. Слово Сердечного Брата Короля.

Девушка торопливо ступила в комнату, как-то стыдливо, неловко втянув голову в плечи, и Кристиан, шагнув за ней, накрепко заперся изнутри. Старой Королеве незачем было знать, о чем они будут говорить и чем станут заниматься.

– Ну, поможешь мне раздеться?

Девушка безмолвно и покорно опустилась на пол, готовая стащить огромные сапоги с ног своего нового господина, и тот снова усмехнулся, покачал головой.

– Глупенькое дитя, – проговорил он, склонившись над нею и обнимая ее плечи широкими горячими ладонями. – Не знаешь, как угождать мужчине?

Девушка лишь отрицательно мотнула головой, торопливо отирая быструю слезу, прочертившую блестящую дорожку на белоснежной щеке.

– Ну, не плачь, – Кристиан помог ей подняться, покровительственно погладил ее склоненную голову. – Я не хочу, чтобы ты плакала. Ах, как ты хороша собой! Какие волосы – что шелк! Ты очень красива. Тебе говорили об этом?

– Это проклятье мое, – прошептала она тихо, и Кристиан обнял ее, прижав на миг к своей груди.

– Глупенькое дитя мое, – повторил он. – Ты не знаешь еще, какой это дар. Ну, поступим так: я пойду, помоюсь после долгого пути, а ты разбери мою сумку – там припасы, еда. Не такая мудреная, к какой ты привыкла во дворце, зато не отравленная. И дожидайся меня, согревай мне кровать… Да не углями, глупенькая. Собой. Я хочу видеть тебя в постели совсем нагишом, поняла? И не бойся.

****

Кристиан, неторопливо избавляясь от одежды и осторожно ступая в горячую купальню, полную ароматной воды, размышлял, как же ему подступиться к девушке. Было видно, что она забита и запугана, да так, что не посмеет и пискнуть, если он вздумает ей горло перерезать. Странно, странно это… Прислушался –

она шуршала тихо, как мышка в норке, избавляясь от одежды. Затем еле слышно скрипнула кровать – девушка легла и затихла, притаилась. В комнате повисла такая тишина, что не было слышно даже дыхания девицы, лишь сверчок напевал свою песню где-то в теплом углу.

Усевшись в горячей воде, расслабившись, Кристиан пригоршнями плескал ее себе на грудь, стирая с кожи пот и грязь, и все не мог перестать думать о внезапной ярости Зверя. Да, в бою он был дик и неистов, это верно. Резок на слова. Но он никогда не поднимал руки на слабых, тем более на женщин. От чего же начал теперь? Он мог быть неловким, неумелым любовником, это верно. Когда учиться любви, коли вся жизнь проходит в битвах? Сколько времени мирной жизни он видел? Мало. А на войне… Кто там, в походных шатрах, утешает солдат – грязные шлюхи? Их любить особого ума не надо, они вынесут все за пару медяков.

Но получив на брачное ложе богиню, – от одной мысли о девушке, которая ждет его сейчас в постели, у Кристиана кровь забурлила, прилила в пах, заставив член отвердеть и приятно запульсировать, – разве надо ее бить и ломать?! Нет, что-то тут не так. Если бы не заверения верного человека, что Король здоров, Кристиан подумал бы, что Зверя больше нет, что поганые столичные черви убили его, а под маской медвежьей кто-то совсем другой. Но Король был жив. И с ним творилось что-то неладное, прах его побери.

– Я разузнаю, я все разузнаю, старая Этель, – бормотал Кристиан, покидая купальню и отираясь белыми простынями, – я заставлю тебя вернуть мне Зверя!

Неторопливо отодвинул он ширму, отгораживающую его купальню от спальни, так же неторопливо вышел, вглядываясь в полумрак, которые еле-еле разгоняли горящие свечи. Влага блестела на его широкой, мощной спине, на груди, поросшей золотыми курчавыми волосами, узкой дорожкой сбегающей по мускулистому животу до самого паха. Плечи его были широки и сильны, на руках под смуглой кожей перекатывались крепкие мышцы, и девушка, лежащая в постели, чуть ахнула, приподняв голову и уставившись на своего нового господина. Она никогда ранее не видела настолько красивого мужчину, и ей показалось, что среди ночи вдруг солнце взошло.

– Не видела никогда голого человека? Как же тебя любил твой Король?

Кристиан неторопливо прошел к постели и остановился, восхищенно цокая языком.

Девушка, покорно лежащая на белоснежных простынях с разведенными ногами, была прекрасна и совершенна, словно отлита из прозрачного розоватового фарфора. Восхитительная грудь испуганно вздымалась, остренькие соски красными пятнышками темнели на ней. Подрагивающий животик был округлым, мягким, лишенный растительности лобок меж покорно разведенными длинными стройными ножками восхитительно гладкий, нежный на один только взгляд.