Наложница огня и льда
Шрифт:
— Минут через десять подадут экипаж для Валерии и ее девочек, — Беван все-таки удивил меня резкой сменой темы. — Ты поедешь с ними или останешься? Гарантирую, как только детишек развезут по кроваткам, здесь станет значительно веселее.
— А Ее императорское величество? — я догадываюсь, что подразумевается под «значительно веселее», но не при Катаринне же?
— Останется. Что ты думаешь, она не была молодой? Да она и сейчас вполне способна дать фору девицам куда моложе.
Не хочу ничего об этом знать. Даже о правителях чужой мне страны.
— Я
— Ты далеко?
— Нет. Я… на пару минут. Только не ходи за мной, — предупредила я на всякий случай.
— И в мыслях не было.
Я шла осторожно вдоль ив, стараясь не приближаться к темнеющей поодаль роще. Громкие голоса, смех затихли постепенно за моей спиной, сумерки окружили пеленой зыбкой, наполненной стрекотом цикад, назойливым писком комаров. На еще светлом вечернем небе вспыхивали редкие, бледные звезды.
Линия берега забрала немного влево, роща приблизилась, и я остановилась. Огляделась. Костер отсюда виден трепещущим рыжим огоньком, окруженным суетливыми тенями. Я поежилась и все же шагнула к деревьям рощи, выискивая подходящее место. Не думаю, что та пара решила отойти настолько далеко от пикника, да и наверняка они уже давно вернулись к костру.
Цикады умолкли разом, неожиданно, вынуждая меня замереть вновь, вглядеться пристально в темноту меж деревьями.
Толчок. Сильный, швырнувший меня лицом в траву. Я растянулась на неровной, в ямках и кочках земле, охнув от боли, а в плечо вцепилась чья-то рука, перевернула меня рывком на спину. Я всмотрелась в застывшего надо мной человека… только то был не человек. Человекоподобная фигура, очертания которой даже можно назвать женскими. Большие сложенные крылья за спиной, заплетенные во множество тонких косичек длинные черные волосы. Рука с темной кожей и когтями, ощутимо впивающимися в мое плечо.
Существо склонилось резко, позволяя увидеть не лицо — грубые, искаженные черты, гротескную темную маску с красными глазами, лишь отдаленно напоминающую лик человека. Оскалилось, обнажая клыки хищника, и движением молниеносным переместило руку на мою шею, расцарапав открытую часть плеча и порвав ворот платья. Пальцы, жесткие, шершавые, сжались, давя готовый вырваться крик, отрезая от воздуха. Я попыталась вздохнуть, попыталась инстинктивно отвести чужую руку. Тщетно. Моих пальцев, вцепившихся отчаянно, бессильно в его запястье, существо, кажется, и не заметило, только склонилось ниже, к самому расцарапанному плечу, втянуло с шумом воздух. Странная неудобная поза, похоже, не служила ему помехой, и существо лизнуло вдруг длинным алым языком одну из кровоточащих ранок. Цокнуло удовлетворенно и, оставив мою шею, вонзило клыки в плечо.
На сей раз боль ослепила, ударила наотмашь, отправляя в состояние между забытьем и кошмаром. Из горла, ноющего, пересохшего, вырвался лишь хрип, я не чувствовала собственного тела, будто оно осталось за гранью мира живых, перед глазами тьма поглощала разноцветные пятна, уводя мое сознание во мрак боли и ужаса панического, захлестывающего.
Я растворялась в боли и пустоте, крадущейся верным падальщиком следом, растворялась вопреки жалким своим попыткам остаться.
И даже когда расплывающиеся очертания существа надо мной исчезли, сметенные огромной черной тенью, я продолжала таять. Боль схлынула, но пустота осталась, поглощая меня, впитывая каждый слабый мой вздох, сжимаясь вокруг тяжело, устало бьющегося сердца.
Яркая вспышка, озарившая темноту вокруг.
— Пушок, фу! Назад! Дирг побери, да отойди ты от этой твари, бестолковая псина!
Беван? Наверное.
Дрожь земли подо мной, проникающий в легкие воздух становится все более раскаленным, горячим.
Угрожающее рычание и сразу — скулеж, обиженный, горький.
Мир появляется и исчезает подобно полосе пляжа, скрывающейся постепенно за линией прилива. И, проваливаясь раз за разом во мрак, мне кажется, что больше мир уже не вернется. Я не вернусь. Сердце остановится и меня не будет, я исчезну в небытие.
Голоса вдали. Ощущение теплых рук, прижатой к моему мокрому, липкому плечу ткани. Вокруг по-прежнему слишком светло и я, зажмурившись, пытаюсь отвернуться.
— Айшель? Тише, тише… сейчас… Все будет хорошо.
Дрэйк? Видит Серебряная, это самая большая ложь, которую можно сказать умирающему.
Девичий вскрик. Негромкий голос императрицы, отдающей приказы четко, уверенно.
— Все будет хорошо, Айшель. Только не уходи.
— Дрэйк? — Беван рядом, говорит едва слышно, удивленно. — Ты не поверишь, но тварька-то сдохла. Только что ни с того ни с сего скончалась на моих глазах и явно в муках, а ведь мы ее не настолько сильно потрепали.
— Что ж, ей повезло. Где этот диргов экипаж?
Первый раз слышу, как Дрэйк ругается.
— Сейчас подгонят. Но откуда она здесь вообще взялась? Как миновала защиту?
— Потом.
— Катаринна весьма выразительно на нас поглядывает.
— Пусть обратится к Рейнхарту.
— Предлагаешь мне послать Ее императорское величество?
— Мне все равно, куда и как ты ее пошлешь.
Мир исчезает вновь под стук забившегося чаще сердца, под сдавивший горло спазм. Я закашлялась, чувствуя, как тает стремительно ощущение рук Дрэйка.
— Айшель?!
Я хочу ответить, хочу остаться, но не могу, окунаюсь во тьму, не зная, вернусь ли на сей раз…
Холодно.
Кажется, будто я лежу на огромном ледяном валуне, медленно, неотвратимо вытягивающем из меня последние крохи тепла.
Я шевельнулась, ощущая смутно мягкую перину под собой, укрывающее меня одеяло, подушку. Но холод не уходит.
— Айшель?
Мне удается открыть глаза, болезненно сухие, ноющие.
— Дрэйк?.. — мой голос звучит хрипло, надтреснуто.