Нам бы день простоять, да ночь продержаться!
Шрифт:
Хотя стреляли в развороте, навскидку, хорошо видели, как два снаряда среднего калибра легли в высокий борт встречного судна впереди надстройки. Следом куда-то туда же хлестнули противоминные батареи, а десятидюймовые фугасы подняли целые стены воды за кормой и перед самым носом, совсем рядом с целью.
Однако на мостике оказались отнюдь не рады такой меткости. В этот момент объект столь пристального внимания уже открыло полностью, и в подстреленном пароходе опознали нашего «Терека», что тут же и подтвердилось его опознавательным. Судя по тому, как быстро его передали, и что до сих пор ничего не отвесили в ответ, молча снося незаслуженные побои, «Апраксина» с него распознали гораздо раньше.
Стрельбу, естественно, тут же задробили.
Едва «Апраксин» прекратил стрелять, еще даже не успев ответить на сигнал, принятый со вспомогательного крейсера, из глубины уже издыхавшей чертовой ночи начали бить и по нему. Где-то в клубящейся мрачной сырой предрассветной мути справа по борту сверкнула яркая вспышка, а через три-четыре секунды в полутора десятках метров перед носом броненосца береговой обороны море вздыбило разрывами двух немаленьких таких снарядов. Их калибр явно далеко уходил за ожидаемые от японцев скорострельные предельные шесть дюймов.
Прежде чем успели что-то предпринять, снова так же сверкнуло. Но на этот раз промаха не было. Последовало сразу два попадания. Первое пришлось в баркас по левому, дальнему от противника, борту. Судя по всему, крупнокалиберный гостинец прошел между трубами, проскочив шлюпочную палубу наискосок, попутно снеся один из дефлекторов вентиляции котельных отделений, и уже после этого врезался в шлюпку, где и рванул, завалив ее обломками всю левую батарею и нависавшую над ней сторону мостика. Взрывной волной и осколками разбило несколько 120-миллиметровых патронов, приготовленных к стрельбе, воспламенив рассыпавшийся порох. А тушить его у пушек оказалось некому. Кого не вышвырнуло за борт и не побило деревянным или железным крошевом, изрядно контузило. Еще повезло, что почти весь форс осколков ушел за борт или безвредно хлестнул по броне щитов. И так, пока прибежали, пока все залили, кое-кто из поваленных, раненых да контуженых еще и обгореть успел.
Второй снаряд разорвался на броне крыши кормовой башни, обдав огнем прислугу трехдюймовок, что стояли вокруг грот-мачты. Вышло так, что этим попаданием вывело из строя всех, только что «отличившихся», словно воздавая сторицей за случайную оплошность. В обоих случаях осколки достали и до командирского мостика, зацепив нескольких человек, в том числе и сигнальщика, собиравшегося отмигать опознавательный. Вместе с матросом свалило и фонарь. И это еще повезло, что залп среднего калибра, прилетевший сразу за попаданиями оттуда же, полностью лег за кормой с минимальным разбросом.
Пока меняли сигнальщиков, из боевой рубки пытались по телефону вызвать минеров, дежуривших у телеграфного аппарата, чтобы хоть по радио передать апраксинский позывной и предположение об обстреле со своих же, но безуспешно. Провода перебило либо уже саму радиорубку разнесло, никто не знал. Докладов о повреждениях еще не поступало. Отправили вестового – но пока еще он добежит.
В этот момент был обнаружен пароход, за которым так неудачно гонялся броненосец. Он оказался южнее своего предполагаемого места и явно направлялся туда, откуда только что полыхнуло пороховым пламенем. Ему «обрадовались» – как родному и немедленно открыли огонь уцелевшим правым бортом, поскольку накипело. Отбиваться же от крупнокалиберного обидчика даже не пытались, опасаясь снова обознаться.
Из распространенных штабом циркуляров знали, что по данным разведки ничего броненосного у японцев пока не было. Точнее еще пока не должно быть. Хотя, кто этих азиатов знает. Дырявая «Токива» же где-то скрывается до сих пор. Может, это она как раз и шпарит. Если так, то дело плохо! Но до прояснения решили терпеть.
Своим залпом сразу снова показали себя. Всплески снарядов, уже начинавшие безобидно месить кильватерный след, скачком переместились
Находясь под «предположительно дружественным огнем», броненосец береговой обороны сам упорно стрелял носовыми залпами только по японскому вооруженному пароходу. Но тот в этот раз не отвечал, видимо, надеясь все же просочиться к другим нашим крупным кораблям. Судя по всему, он их уже видел и спешил сообщить об этом. Все так же молча вспомогач заложил циркуляцию и начал кому-то бесцеремонно отмигивать в темноту, даже не стесняясь пользоваться прожектором. Получалось, что он здесь не один.
«Терек», оставшийся где-то за кормой «Апраксина», тоже отметился миганием морзянки, но скромненько, только притушенным ратьером. Самого его полностью закрыло тьмой, и только по слабым вспышкам узконаправленного света угадывалось место. С «Апраксина» разобрать его сигналы не смогли. Их сразу плотно загородило всплесками падений очередного залпа. Обстрел не прекращался.
Чтобы лучше обозначить уже приближавшуюся реальную угрозу для наших главных сил, капитан первого ранга Лишин приказал вдобавок к собственной стрельбе еще и осветить японца прожектором. Это привело неизвестных, упорно долбивших из ночи, буквально в восторг. Они сыпанули чаще и сразу отметились двумя новыми попаданиями. Первым сбило очередной дефлектор вентилятора первой кочегарки и снова обдало осколками левое крыло мостика, а другим вскрыло якорную полку правого борта, частично свесив якорь за борт. Он теперь едва удерживался пертулинем [12] .
12
В те времена якорное устройство было довольно сложной конструкцией, состоящей из многих элементов, включая даже специальную кранбалку для укладки якоря на место по-походному. Пертулинь – цепь или трос, удерживающий якорь в убранном положении на якорной полке или на палубе.
В аварийной партии, тушившей пожар в левобортной батарее, мат стоял в три этажа. Матросы были уверены, что «терпят» от своих же. А вот на мостике в этом начали сомневаться. Там считали, что, указав на опасность собственной стрельбой, а после и боевым прожектором, достаточно безвариантно показали свою принадлежность. Почему ж тогда по ним стреляют? Да еще и чаще чем до этого?!
Последовал приказ: «Гасить свет!» Одновременно заложили левый разворот, стремясь скорее выкатиться из-под накрытий. А башни, дрогнув стволами, поползли в сторону вспышек, переставших казаться дружественными. Тут на мостик «Генерал-адмирала» притащили крупный осколок снаряда. С первого же взгляда в нем опознали головную часть русской трехдюймовой чугунной гранаты. Значит, точно свои! Скорее всего, случайно. Не в воспитательных же целях, в самом деле. А раз так, оставалось дотерпеть, в надежде, что столь нелогичное поведение жертвы под огнем все же заставит одуматься.
И дождались! Вскоре после четвертого попадания обстрел оборвался. Как обрезало. Зато японцу, пусть ненадолго, но все же освещенному перед этим апраксинским прожектором, наконец прилетело, выбив всполох разрыва из-под мостика. Тот, видимо, потеряв надежду в начинавшейся свалке пробраться к большим кораблям незамеченным, открыл ответный огонь.
В первую очередь он спешил поквитаться с «Апраксиным», также добившись попадания. Снаряд, разорвавшийся на лобовой плите носовой башни у самого края правой амбразуры, обдал удушливым шимозным дымом мостик, деформировал и заклинил противоосколочную защиту орудия. Часть осколков проникла внутрь, повредив электропроводку и временно нарушив работу приводов горизонтального наведения.