Нам бы день простоять, да ночь продержаться!
Шрифт:
Конечно, во всей Токийской затее с самого начала закладывался риск, и не малый. Но к этому уже привыкли и осознанно шли на него. Тут что-то другое. То ли так повлияло внезапное разрушение ореола тевтонского всезнайства, то ли напрягало постоянное присутствие секретаря-переводчика Хартога – этого самого Краузе, словно прятавшегося за стеклом своего монокля, довольно неуместно смотревшегося при его габаритах и грации хищника. От него так и веяло опасностью.
Невольно вспоминались предостережения Рожественского и его упоминания о том, что каждый немецкий отставной офицер и унтер офицер гордо именовал себя «королевским информатором». Для них это считалось почетным. О подозрительно рациональном расселении их поселенцев вокруг крепостей и важных дорог в Царстве Польском. Да и здесь, на Дальнем Востоке, с усилением
14
Кайзером Вильгельмом II почти с самого начала его правления целенаправленно проводилась продуманная политика внедрения специально подготовленной либо потенциальной агентуры во все сферы жизни Российской империи.
А в штабе, снова на бегу, разрабатывался план экспромт-атаки на очередной японский порт. Причем все сведения о нем ограничивались несколькими скупыми строчками из лоции и из других, уже более сомнительных источников. Остальное – предположения.
Город Кисарадзу был единственным крупным населенным пунктом в этой местности, наверняка связанным телеграфом со столицей, так что его быстрый захват и обрыв проводной связи позволял надеяться хоть на какую-то отсрочку в обнаружении нашего временного пристанища. Конечно, если дождь не кончится. Если же погода прояснится, в просматриваемом от берега до берега заливе укрыть такую ораву дымящих трубами углеедов будет просто негде. Но зато и подобраться к ним незаметно тоже не получится.
Первым делом организовали отправку разведки. Исходя из сложившегося в ходе сумбурного последнего этапа прорыва взаимного расположения отрядов и выполняемых ими задач, выбор пал на два новых минных крейсера – «Финн» и «Эмир Бухарский». Они оказались восточнее всех.
Кроме осмотра залива на пути движения флота, они должны были высадить небольшие передовые десанты для нарушения сухопутных линий связи, предположительно шедших на запад к мысу Фуцу, а с него через форты-острова поперек пролива Урага к мысу Каннон. Или на север, вдоль берега в сторону Чибы и далее на Токио. А возможно, и в обоих этих направлениях.
Для выполнения такой задачи, еще до того, как второй ударно-штурмовой отряд окончательно ушел из зоны видимости с самого мощного островного форта, Дубасов приказал пересадить на оба «Финна» разведывательные группы из состава рот морской пехоты, размещенных на борту броненосцев. В каждую из них обязательно включить переводчика.
Основной бой с батареями к тому времени уже остался за кормой, так что японские снаряды помешать процедуре не могли. Тем не менее пересадка людей и их оружия, в нормальном понимании этого слова, так и не состоялась. Волнение, хоть и не слишком сильное, загоняемое ветром в узость и на малые глубины, усугубляемое приливом и течениями, создавало бессистемную толчею из волн разной высоты и направленности. Несмотря на все предосторожности, за четверть часа помяв и расцарапав свои совсем недавно окрашенные борта до голого железа о броню «Орла» и «Бородино» и при этом приняв менее чем по два десятка бойцов, эсминцы не стали искушать судьбу дальше и, едва дождавшись исполнительного с флагмана, резво убежали вперед, растворившись в серой дождливой предрассветной мути.
Невзирая на малочисленность отрядов, их предполагалось высадить достаточно далеко от новой основной цели. Один на западных подходах к бухте Кисарадзу, желательно в устье реки Които, а другой где-нибудь севернее, дальше приливных отмелей и равнин Банзу. Там, где невысокие горы выходили прямо к заливу, ограничивая с севера равнину Содегаура в дельте реки Обицу. Телеграфная линия из Кисарадзу в Тиба там наверняка проходит вдоль тракта, то есть по самому берегу.
Остальные корабли, оказавшись вне зоны поражения тяжелых пушек, снова собрали вспомогательные крейсеры и пароходы с оставшимися у флота силами десанта в хоть какое-то подобие строя и продолжили следование к намеченной новой цели. Правда всего на 7 узлах
Во внутренней акватории залива, да еще и за отмелью, качало заметно меньше, так что эсминцы, имевшие возвышенный полубак, уверенно набрали 17 узлов, сохраняя относительную боеспособность. Разойдясь в стороны почти до предела видимости, шли зигзагом, осматривая чужие воды. Никого не видели, даже рыбаков.
Вскоре пришлось разделиться, поскольку у каждого имелась своя цель, и расстояние между этими целями превышало семь миль. Так что действовать предстояло поодиночке. Флагманский «Финн», приняв левее, двинулся на северо-восток. Он сбросил ход и начал пересекать бухту Кисарадзу, осматривая ее на всю глубину. Относительно, конечно. Достать взглядом сквозь сырую муть, едва начавшую сереть на востоке, до заселенного берега было нереально. Но, ориентируясь по лоту и счислению, предполагаемую стоянку прочесали.
Ни дозорных судов, ни каких-либо признаков береговых укреплений или заграждений, вообще ничего подозрительного не нашли. Только обычный японский буй, обозначавший границу рейда или фарватер. Когда уже двинулись к своему пункту назначения, мягко уткнулись в илистую мель на северном краю гавани.
Так далеко от берега нарваться на мелководье – не ожидали. И лот подвел. Он просто тонул в толстом слое бесструктурных донных отложений, а вот днище к нему, похоже, прилипло. Сразу отправили шлюпку в бухту с сообщением о случившемся, поскольку ни радио, ни светом пользоваться было пока нельзя.
Одновременно занялись осмотром. Повреждений не было. Даже на глубокую воду в конце концов сошли самостоятельно. Правда, спустя полчаса. В итоге цели своего броска достигнуть в обозначенные приказом сроки так и не удалось.
А «Эмир Бухарский», после разделения скинувший ход до малого и принявший резко вправо, почти сразу достиг входного бара Които. Ночь уже уступала утренним сумеркам, что позволило разглядеть сквозь слабеющий дождь рыбацкие домики и деревянную пристань за ним. Все время бросали лот с обоих бортов, пытаясь нащупать проход. Но пробраться к ней так и не удалось из-за мелководья.
Пока возились с этим, высаженная шлюпками партия из 17 бойцов морской пехоты и переводчика под командованием лейтенанта Азарьева быстро овладела маяком, тут же введя его в действие, и захватила почтовое отделение, где нашли телеграф. Небольшое селение удалось занять без единого выстрела, воспользовавшись внезапностью своего появления и отсутствием гарнизона.
В опустевшей деревне сопротивляться пыталась только охрана маяка, состоявшая из троих полицейских. Почту, являвшуюся единственным кирпичным зданием, охраняли двое пожилых телеграфистов, дежуривших внутри, где их и взяли. Только что стихшую канонаду милях в четырех-пяти на юго-западе здесь, конечно же, слышали, так что не спали. Даже размытые всполохи от прожекторов и ракет тоже, скорее всего, видели. Жители сидели по домам, ожидая распоряжений властей.
От них и от пленных узнали, что еще вчера огласили указ о введении военного положения в окрестностях Токийского залива. Пришло распоряжение поднять мобилизационные предписания, но конкретных приказов от администрации Кисарадзу, где разместилась военная комендатура, пока еще не получали.
По поводу связи все предположения подтвердились. Совсем недавно проложенная через селение телеграфная линия уходит дальше на запад до батареи Фуцу, где соединяется с военной веткой, идущей с мыса Каннон через пролив и уходящей на юг до самой бухты Татеяма, где оборудован опорный пункт патрульных сил. О береговых батареях, минных полях и корабельных дозорах в местных водах никто ничего не знал или не хотел говорить. На эту тему с телеграфистами предполагалось побеседовать более основательно, но позже. Казалось сомнительным, что, обеспечивая связь с дозорами в южной части пролива Урага, они не знают ничего о том, что там творится.