Нам бы день простоять, да ночь продержаться!
Шрифт:
От Кисарадзу его не видели, поддерживая связь с помощью катеров. Кроме того, еще в разгар высадки три катера отправили за мыс Фуцу для выяснения судьбы «Нахимова». Но прежде чем удалось получить сведения от этой разведки, доклад о положении на нем пришел с только что захваченной японской батареи по восстановленной телеграфной линии.
Крейсер стоял на мели всего в полутора милях к югу от нее и уже был атакован каким-то мелким судном. Правда, безрезультатно. Ни мины, ни ничего другого, кроме одной сигнальной ракеты с крейсера не видели. Но вполне могло быть, что это только начало. Да и до мыса Каннон от него было всего кабельтовых тридцать, вряд ли больше. Учитывая полную неподвижность,
С налаживанием проводной связи с Фуцу получили доклад о кратковременном оживании контролируемого «Донским» форта. Но удобная позиция «контролера» позволила быстро вновь прекратить это безобразие. С включением в систему береговой охраны обнаруженного калеки акватория, контролируемая нашими пушками, пусть пока только днем, заметно расширилась.
Это позволяло вести наблюдение даже за движением судов в проливе Урага. А оно, это движение, явно набирало обороты. Из полученных с него рапортов стало известно, что мимо мыса Каннон в обоих направлениях проследовало несколько крупных судов, по одному и группами. Копошилось что-то мелкое, но точно не рыбаки. Должно быть, японцы подновляли и усиливали заграждения, надеясь закупорить нас здесь и взять измором.
Чтобы несколько сбить их энтузиазм, все шесть новых минных крейсеров выслали в передовой дозор еще дальше в направлении Йокосуки и Иокогамы. Выдвинувшись западнее обоих бронепалубников, обеспечивавших прикрытие работавших сетеукладчиков и «Донского», они, рассыпавшись веером, фактически крутились на самых подступах к японским портам. С них хорошо видели красневший свежей кладкой горб второго форта, а порой сквозь мглу и островок форта № 3. Временами даже заросший лесом остров Сару и мысы Нацушимато и Косибо. Задачей больших эсминцев, помимо дозорной службы, стало препятствование вражескому судоходству и недопущение минирования обширных открытых акваторий внутри залива.
К девяти часам утра еще больше развиднелось, хотя перевалы средней части полуострова Миура, что проглядывали иногда в разрывах пелены дождя, были буквально придавлены тучами. С наших кораблей, покрывавших сетью дозоров стык северного устья пролива Урага и южной части Токийского залива, почти постоянно видели друг друга и наиболее опасное западное побережье. Считалось, что большая часть уцелевших японских морских сил таким образом достаточно надежно блокирована в Йокосуке. Выход из бухты Урага также находился под наблюдением, а порты Иокогама и Токио, докуда мы пока не дотягивались, являясь чисто коммерческими гаванями, по данным разведки, не имели полноценной береговой обороны и патрульных сил и угрожать безопасности стоянки не могли. К тому же с самых дальних разведчиков отмечали признаки боя на сопках западнее Йокосуки. Судя по всему, Небогатов успешно приступил к реализации своей части общего плана и сильно беспокоил японцев.
Пик напряжения миновал. Считалось, что самый рискованный этап позади. Ближайшие и наиболее опасные японские форты захвачены либо выведены из строя. Внеплановая высадка прошла успешно. Сопротивление подавлено полностью, сошедшие на берег войска разворачиваются в оборонительные порядки. На воде противник пассивен. Вполне вероятно, понес серьезные потери в кораблях в ночных атаках и теперь не имеет достаточных сил для дневного боя. В то время как наш флот, отгородившись от угрозы с запада, уверенно восстанавливает боеспособность, готовясь нанести свой решительный удар именно днем. Атаки с севера никто не ожидал. Как оказалось, напрасно…
В половине десятого утра прорыватель № 10, тянувший в сторону бухты Содегаура очередную ленту заграждения, склепанную из якорных цепей с закрепленными поплавками, выскочил прямо на три шедших ему навстречу чужих
Наблюдатели с прорывателя насчитали четыре пенных следа от самоходных мин. Три из них прошли мимо. Но один уперся в носовую часть бывшего «Малазиен» под самым клюзом. Взрывом нос судна швырнуло вправо, сбросив в воду остатки защитного экрана левого борта, разнесенного в щепки ударной волной и тоннами вздыбленной воды. В пробоину хлынула густая, вонючая взвесь ила, смешанная с водорослями и оглушенной рыбой.
Поврежденная носовая переборка первого трюма с самого начала дала сильную течь, а потом и вовсе рухнула, открыв свободный доступ воде в обширные грузовые помещения. Уложенный там легкий груз начал всплывать, натянув прижимавшую его сеть, сплетенную из толстого манильского троса. Канаты скрипели, но терпели. Однако растяжки и упоры твиндека оказались гораздо слабее и не смогли их удержать. Пробка, рисовая шелуха и сухой жмых в мешках всплыли под самые крышки трюма, легко сорвав их и начав раскатываться по палубе во все стороны.
Очень скоро нос парохода уперся в грунт на глубине 9 метров. Продолжая принимать воду, он какое-то время еще садился, проваливаясь своим корпусом в ил, но потом погружение прекратилось. Затопления ограничились носовыми отсеками перед мостиком, но сдвинуть судно с места без заделки пробоины теперь было уже не реально.
Спокойное сидение в Кисарадзу на этом закончилось. Воодушевленные первым успехом, японцы продолжили напирать, все так же выходя в атаки только с северных румбов. Отражать их было сложно, поскольку подкрадывались они по мелководью, невидимые во мгле на фоне берегов.
Но формирование заграждения продолжалось. Подошедшие эсминцы отряда Андржиевского «переняли эстафету» буксировки его фрагментов, отбив вместе с «Громящим» и «Видным» еще два аналогичных наскока из глубины залива, не позволив более противнику даже взглянуть на наши главные силы. Все выпущенные с обеих сторон мины прошли мимо, а в артиллерии превосходство русских оказалось подавляющим.
Еще один неприятный сюрприз преподнес уже дважды подавленный и казавшийся совершенно безопасным насыпной форт. В самый разгар перестрелки эсминцев с японскими сородичами он возобновил стрельбу. Причем залпами! Непосредственно по стоянке у Кисарадзу, считавшейся недоступной для его артиллерии из-за дальности более чем в полсотни кабельтовых!
С «Донского» непонятным образом не смогли уследить за разворотом толстых пушечных стволов в противоположную сторону и опомнились только после начала бомбардировки. Более того, на этот раз не удалось моментально реализовать преимущества своей тыловой позиции, скорострельности и «пистолетной» дистанции.
Причиной тому стал начавшийся отлив, из-за чего орудия, заранее наведенные на хорошо видимые бетонные сооружения, уже изрядно оглоданные предыдущими обстрелами и частично разрушенные с этих углов, первое время без какой-либо пользы суматошно всаживали свои снаряды в травянистые крутые скаты, пока не разобрались, что бьют с недолетом. Только поправив прицел, достали, наконец, злополучные артиллерийские дворики, хоть и не сразу, а потом, видимо, и погреба.