Нам (не) по пути
Шрифт:
Мы забираем пакеты и идём к дому. Снизу строение мне показалось маленьким. Из-за высоких и густых зарослей с площадки, где мы оставляем машину, в поле зрение попадает только часть бревенчатого сруба.
Попав на участок, снова присвистываю, потому как на самом деле домик, как его называет пигалица, оказывается огромным и даже некоторым образом монументальным. Войдя внутрь через просторную прихожую, просто охереваю.
Практически все помещение — одно пространство. Противоположная от входа стена полностью состоит из огромных окон в пол. С внешней ее стороны расположена открытая терраса с резными перилами и красивыми стройными балясинами.
— Варюх, это ты называешь домиком, — поставив пакеты на огромный овальный стол и подойдя к окну, спрашиваю я Дюйма.
— Кир, называю этот дом так, как привыкла. Для меня он — домик. Его начали перестраивать, когда я была малышкой, — слышу голос рядом со мной.
Варя открывает оконные замки, сдвигается оконные рамы в стороны, выходит на террасу. Я становлюсь за ней. Прижимаю девичье тело к себе. Обнимаю её своими руками. Мну в своих ладонях упругую грудь, потираю твёрдые сосочки. Опускаю руки ниже, проникают под худи, вожу пальцами по животику, поднимаюсь снова к груди. Чувствую прерывистое дыхание колибри, напряжение во всем ее теле, подрагивание и пробегающие волнами мурашки. Хочу просунуть свою руку в её джинсы, но у нас слишком приличная разница в росте. Угловым зрением вижу скамью около стены.
Поворачиваюсь к девчонке спиной, чтобы подтянуть скамью к себе и поставить на нее пигалицу. В этот момент чувствую, как колибри ловко касается моей спины своими руками, обвивая мой торс, проникает ладошками под мою толстовку и футболку и нежно гладит меня.
Варькины пальцы мягкими пальпирующими движениями проходят от пояса по животу к груди, шебуршат в волосках и спускаются вниз. Втягиваю живот, и рука Дюйма проскальзывает под ремень. Пигалица интенсивно и надрывно дышит, трется о мою спину сильнее, пальчиками жёстче водит вверх-вниз по моему стволу. Замираю. Мне тяжело, но я жду дальнейшие действия малышки. Хочу, чтобы она произнесла вслух свое желание. Она ещё больше распаляется, но молчит.
— Нет, Дюймовочка, так не пойдёт. Я тебя раскусил, ты умеешь сама себя доводить до оргазма и кончать, — говорю и резко поворачиваюсь к ней, беру её лицо руками, поднимаю его, смотрю в ее глаза. — Нет, милая, я не дам тебе кончить, исполняя тактильное соло, хотя понимаю, что ты уже на грани. Скажи мне слух, что ты хочешь…
Варвару нереально колбасит. Она кусает губы, ноздри её носика дрожат, как крылья бабочки. На висках и над губой капельки испаринки. Малышка хлопает глазами, мучается, но молчит, как партизан.
Одним движением ставлю колибри на скамью, расстегиваю ее джинсы, опускаю их вместе с трусиками вниз. Сдергиваю с ног кросы и штаны. Прислоняю пигалицу к стене. Присаживаюсь. Одну ногу Дюйма поднимаю на свое плечо, открывая полный доступ к ее лону.
Сначала дую на ее нежную устричку, потом провожу языком по её большим губкам, углубляясь в мякоть между створок, балуюсь с клитором, облизывая и посасывая его. Опускаюсь к щелочке, вхожу языком в нежную глубину как можно дальше. "Киска" пигалицы так течёт, что дополнительная ласка и стимуляция вызывает потоп. Чувству, Варвара на грани, решаю все же довести девчонку до её пика. Буквально через мгновение Дйюмовочку срывает. Она стонет, стенки влагалица пульсируют и сокращаются на моих пальцах. Сквозь ее стоны слышу.
— Кир, я хочу прямо сейчас.
Подхватываю малышку, несу на диван. В секунды мы оба остаемся без одежды. Все между нами происходит так, как и должно быть — естественно, искренне, правдиво. Вхожу в неё сразу одним движением. В ней ужасно тесно, я рычу. Варя кричит в голос без стеснения. Своими цепкими пальчиками до боли вонзается в мои трапециевидные мышцы на спине.
Умом мне не хочется причинять малышке боль, но похоть срывает крышу. Я как зверь дорвавшийся до личной самки покрываю её жёстко и мощно. Девчонку ломает и корежит подо мной. Она громко и протяжно стонет и порывисто кричит. В момент оргазма пигалица зубами впивается в мою грудь. Мышцы ее малого таза зажимает с такой силой, что я чудом успеваю выдернуть член из неё, чтобы излиться на живот. Варьку долго колотит и прошивает нервными импульсами, как током.
Нежу ее поцелуями, глажу маленькое влажное тельце руками, помогая ей расслабиться. После этого короткого, но жёсткого секса мы некоторое время лежим молча. Боясь, что она замерзнет, накрываю её своей толстовкой. Зная, что сейчас колибри может отъехать в сон, начинаю задать вопросы.
— Этот дом — очередная семейная реликвия вашей семьи, да, Варь?
— Иммм, фух, ню, ню, — пытается отбрыкаться Дюйм. — Щас, щас, минут пять.
— Нет, Варя, спать ночью будем. Не спать, милая! Не спать! Вопрос повторить?
— Нет, ну ты, Кир, просто невозможный. На этом месте, судя по фоткам, стоял очень старый полуразрушенный дом. Кстати, фундамент и подвал сохранились от него. Дом этот мама с папой ещё будучи молодыми заприметили, когда приехали работать в больницу Валдая. Их, кстати, Степаныч перетащил из Тверской глубинки, где они оба работали после выпуска из меда. Так вот про дом, родители любили в походы с палатками ходить. Отец мой заядлый рыбак. В один из таких походов по реке они увидели на холме этот полуразрушенное строение. Заинтересовались. Долго искали хозяев. Оказалось, что последняя хозяйка ещё в войну умерла. Родители привезли сюда деда. Отец Степаныча помог оформить документы в сельсовете. Позже, уже этот новый дом и землю брат мой оформил в собственность, — рассказывает пигалица.
За время ее рассказа я успеваю встать и выйти голым на террасу полюбоваться просторам, уходящими за горизонт, и водной гладью, по которой бегут блики осеннего заходящего солнца. Поворачиваюсь к Варваре. Она тоже уже встала и еще не успела одеться. Солнечные лучи, освещая ее, создают вокруг алебастровой белизны ее тела золотой ореол. Варька светится, как золотая статуэтка.
— Иди ко мне, — зову колибри. — Постоим несколько минут в лучах солнца.
Варюша подходит. Чувствую замирает. Начинает трогать мою спину. Понимаю предметы её изучения.
— Кир, у тебя на спине шрамы от пулевых ранений и рваные раны.
— Да, Малышка, есть такое. Как мальчик, я немного успел повоевать.
— А вот эти шрамы, — она проводит пальчиками по трём ранениями в нижней части спины. — На бедре пулевое ранение, пуля прошла на вылет. Тебе в спину стреляли. Да, вот ещё два шрама выше, но они ножевые. Эти ранения, Кир, более поздние. Ты и сейчас продолжаешь воевать?
— Нет, Варь, это я случайно попал не в то время и не в то место. Как с тобой, — говорю, смеясь. — До сих пор хохот пробирает, как вспомню о том, что меня крепко приложила и связала пигалица метр с кепкой в прыжке.