Нам нужна великая Россия
Шрифт:
– Может, попытаемся разоружить их? Потолкуем. Все-таки это...
– начал было Хабалов, но осекся.
– Отдадим приказ сдать оружие. Откажутся - подавим огнем, - Столыпин был непреклонен.
– Остальные будут знать, что сопротивляться бесполезно и опасно. Если бы вовремя был дан приказ открыть огонь по восставшим, можно было бы избежать малой крови.
– Мы ждали четкого приказа Его Величества...
– и снова Хабалов осекся. Он понял, что лучше не начинать.
– Кто чего сдал, разберемся после того, как все закончится, - отмахнулся
– Поговорю я.
– Никак невозможно, - вскинулся Занкевич.
– Император на меня возложил бремя, мне и ответственность.
– Столыпин ускорил шаг.
– Лучше через парадные направим, попробуем баррикады обогнуть! Сомнительно, что они сплошную линию обороны возвели!
– Занкевич пытался отговорить Столыпина.
– Там видно будет, - бывший премьер был непреклонен.
– Дайте знать Кутепову, пусть готовит фланговый удар.
Перед Аптекарским переулком и впрямь виднелись баррикады. Сейчас еще хлипкие, они быстро обрастали всяким хламом, а главное, защитниками. Слышались отрывистые команды: с той стороны нашлись организаторы. Столыпин приметил арку, что вела во дворы. Там уже стояло несколько стрелков, проверявших, есть ли там восставшие.
– Быстро! Быстро! Глухой двор? Проверить!
– хоть сейчас не требовалось вмешательство Столыпина. Люди уже начинали привыкать к необходимости вести бой в самом центре столицы.
Баррикады и впрямь могли смотреться внушительно - для тех, кто никогда не видел восстания пятого года. Здесь - тьфу! Вот где сила была! Как Москва-то полыхала! Транспорт не ходил, великая забастовка...И ничего, справились. Правда, тогда у восставших не было опыта боевых действий. У многих запасников, что стали основной массой революции, тоже такого не было. Однако у унтеров и прочих людей кое-что в голове имелось.
Раздался выстрел, - пуля забурилась в снег у самых ног Столыпина. Предупреждение. Столыпин поднял правую руку в знак того, что стрелкам надо успокоиться, причем стрелкам с обеих сторон.
– Мы крови не хотим, - громко начал он.
– Только порядка.
– Вот и будет порядок! Наш порядок! Страну продали и предали!
– рявкнули из-за баррикады.
– Это кто предал? Те, кто устраивает революцию в столице, пока на фронте война?
– Столыпин прищурился.
За баррикадами принялись шушукаться.
– Вот на ту войну и отправят! А у меня дети! Эти снюхались с германцами, хлеба нет, страну продают! На смерть посылают! А что лезть, ежели предатели все! Запродались германцу!
– раздался возглас с той стороны.
– Вот кто об этом говорит, у того и спрашивайте, кто там кому продался. А мы здесь порядок наведем, а после - на фронт. Германцев прогонять, - парировал Столыпин.
– Вранье газетенок, треск депутатов, ложь провокаторов. Вот что забило вам голову. Против собственной страны пошли! Против царя! Мы предлагаем сдаваться!
Петр Аркадьевич сжал руки за спиной. Он знал: или сейчас убьют, или никогда.
Прошло мгновение, другое, а выстрела так и не раздалось. Он одержал маленькую победу.
–
– и нарочито медленно развернулся.
Он видел, как стрелки из передовых цепей вжали головы в плечи: ожидали, что вот-вот пальнут в спину с той стороны. Не пальнули. Вот если бы Петр Аркадьевич имя свое назвал, - но в этот раз репутацией козырять он не стал.
Стрелки заняли позиции в нишах, залегли в снег. Медленно двинулся "Уайт": бойцы расступались, чтобы дать ему дорогу. На счастье, за кабиной не было видно пулеметной команды. В нужный момент грузовик развернется, бойница откроется, и...
Столыпин видел: бывший студент политеха придерживался плана в точности. Об этом говорила осторожность, с которой он подъезжал к передовой цепи.
Со стороны баррикады послышался шум. Они явно не ожидали такого тона: многие из них пару дней тому назад видели, как бездействуют городовые и гвардейские части, а может, сами стояли в колоннах тех, кто должен был навести порядок в городе. Но вовремя не арестовали сотню, - теперь в опасности оказались миллионы.
– Не было здесь Дурново, не было...
– мрачно прошептал Столыпин.
Министр внутренних дел, с которым он далеко не ладил, которого (в некоторой степени), убрал с должности, не жалевший сил и берегший время. Вот кто ему сейчас был нужен! А на кого он может опереться? Правительство, по сути, разбежалось. Все, кто сейчас ним шел, - единственные, кого удалось наскрести во всем городе. Пройдет несколько часов, и люди начнут мерзнуть, проголодаются.
– В окнах народу полно, - заметил подошедший Занкевич.
– И зря Вы так.
Столыпин задрал голову. И вправду: легко можно было разглядеть многочисленных зевак, столпившихся у окон и наблюдавших за развитием событий. Развлечение! Досуг себе устроили, дурака! Государство на краю гибели, а этим поглазеть.
– Они должны видеть, что государевы слуги не боятся ничего. Тогда силы революции дрогнут, - парировал Столыпин, не опуская головы.
– Вот увидите, они дрогнут. Но сможем ли мы следующих точно так же рассеять...И куда эти пойдут?..
Ветер утих. Воцарилось молчание. Поднимался пар над улицей.
Столыпин достал карманные часы. Прошло, наверное, полторы минуты. Впрочем, поручиться он не мог. Время не шло, - оно ползло.
Столыпин заметил движение с той стороны баррикад. Напрягся. Послышались щелчки винтовочных затворов: стрелки приготовились к бою.
– Сейчас начнется, - выдохнул Завитневич.
– Петр Аркадьевич...
Столыпин, не проронив ни звука, прижался к арочной стене.
Шум с той стороны заметно усился. Петр Аркадьевич бросил взгляд на "Уайт" - он занял нужную позицию. Командир пулеметной команды дал знак, что все готово. Бывший премьер бросил взгляд на часы: оставалось секунд двадцать. Бурление с той стороны нарастало.
– Сейчас...
– нервически повторил Завитневич.
И правда: начался дикий гвалт. Видно было, как мелькают люди, машут винтовками, и...бегут!