Нам здесь не место
Шрифт:
Наконец товарняк начинает просыпаться. Он шипит, лязгает, дребезжит и грохочет. Все замирают, пытаясь понять, действительно ли он трогается. А потом мы слышим крик: «Vamanos! Живее!» — и видим, как люди зовут друг друга жестами: «Сюда! Давай-давай!» — а колеса начинают вращаться все быстрее. К поезду отовсюду устремляются желающие уехать.
— Вперед! — командует Пульга. — По-моему, на этот раз он действительно отправляется.
Товарняк набирает скорость, а вдоль путей бежит все больше людей, они ищут, где лучше ухватиться, отталкивают
Так или иначе, страдать приходится всем.
А Ля Бестия набирает ход. То, что еще недавно казалось лишь отдельными механизмами, теперь стало огромной стальной многоножкой, со скрежетом и шипением пробудившейся к жизни и своей мощью заставляющей вибрировать землю.
— Быстрей! Быстрей! — «кричит Пульга. — Пока он не очень разогнался! — Он мчится впереди нас с Чико.
Мы бросаемся к путям и вместе со всеми бежим по гравию. Вокруг коричневые лица и протянутые руки.
Я бегу все быстрее, ноги отталкиваются от земли, сердце бьется в горле. Я уже не чувствую ступней, словно бы одновременно нахожусь и внутри своего тела, и вне его. Голос Пульги заглушает грохот поезда, друг кричит что-то впереди, но я не разбираю слов. Кажется, что Земля вращается быстрее, пока я бегу вместе со всеми этими людьми.
Я вижу, как Пульга хватается за одну из металлических скоб лестницы, ведущей на крышу вагона. Еще несколько шагов, и он подтягивает свое тело и карабкается по ступенькам наверх, где уже полно народу.
Он смотрит вниз и в панике кричит Чико, чтобы тот поднажал. Я вижу, как Чико тянет руку к той же самой скобе — и промахивается мимо нее. Раз. Другой.
Мой желудок сжимается все сильнее и сильнее, пульсируя болью. Солнце сияет за спиной Пульги, вокруг головы у него словно золотой нимб, и в этот момент он напоминает мне Иисуса. Участь Иисуса была предрешена.
Но наша — нет. Пока еще нет.
Я бегу быстрее и понимаю, что у меня есть шанс зацепиться за вагон, а потом вижу ужас на лице Чико, который понимает, что может отстать. Я не брошу его. Просто не смогу. У меня позади и так уже осталось слишком много всего. Если он не заберется на поезд, я тоже останусь. И мы будем смотреть, как Пульга уезжает без нас.
Мне удается показать Чико, за что надо хвататься, и я вижу, как он ускоряется. Я дышу ему в затылок, а совсем рядом все быстрее крутятся стальные колеса. И я ощущаю дыхание поезда, который словно хочет засосать меня, загнать себе под брюхо, затащить под колеса. Мне мерещится, как он рассекет мне ноги в районе лодыжек, отрезая стопы.
Я спотыкаюсь.
— Давай, давай! — кричит Пульга.
Наконец Чико хватается за скобу, товарняк волочет его за собой, и его ноги оказываются близко, слишком близко к колесам. Пульга что-то орет ему, но я не слышу ничего, кроме рева и тяжелого дыхания стального зверя. Чико все-таки удается поставить одну ногу на нижнюю скобу, он подтягивается
Товарняк набирает ход. Рюкзак за спиной мотается из стороны в сторону, мешая держать равновесие. Теперь мальчишки вместе смотрят на меня сверху, их лица то в фокусе, то нет, рты широко раскрыты в обращенном ко мне крике. Я припускаю изо всех сил, а поезд все норовит засосать под колеса мои ноги.
Я тянусь вперед, но не достаю до скобы.
Бегу все быстрее и снова тянусь к металлической скобе. На этот раз мне удается ее схватить, и внезапно я ощущаю всю мощь Ля Бестии, которая яростно сотрясает мое тело.
Подтягивая ногу на скобу, я боюсь, что, когда мне это удастся, зверь вцепится в другую ногу и сбросит меня под колеса.
«Пожалуйста, пожалуйста, Господи, пожалуйста, Боже, пожалуйста, пожалуйста…»
Я закрываю глаза, поднимаю другую ногу, ставлю ее на нижнюю скобу и с трудом подтягиваюсь. Потом поднимаюсь на вторую, третью, четвертую скобу и втискиваюсь между людьми на крыше вагона.
Мои друзья кричат от облегчения и восторга, обнимая сперва друг друга, а потом и меня. Я смеюсь, и их сияющие лица становятся еще счастливее. Круглые щеки Чико залиты ярким солнцем. А глаза Пульги, обычно серьезные, теперь сияют от счастья.
Поезд разогнался, и все, что вокруг него, кажется теперь размытым пятном. Люди внизу один за другим отстают, глядя вслед товарняку, который увозит все их надежды. Они понимают, что потерпели поражение и уже не смогут уехать.
Но мы смогли!
— Мы это сделали! — вопит Пульга, перекрывая шум поезда.
Чико обнимает его за плечи, поднимает голову к небу и испускает протяжный волчий вой. Пульга хохочет и тоже принимается выть.
Я знаю, что никогда не забуду эту картину. Не припомню даже, когда в последний раз я видела их такими счастливыми, такими свободными. И когда я в последний раз так замечательно себя чувствовала, не припомню тоже.
Все вокруг нас смеются, поднимая руки к небу. Вместе мы воем, курлычем и вопим, празднуя нашу победу. И когда нас так много и наши голоса звучат так дружно, их не заглушить даже поезду. Мы торжествуем.
Мы это сделали!
Мы не из тех, кто остался там, позади, прекратил бег и теперь вынужден дожидаться следующего поезда. Мы уже не те, что были прежде, когда раз за разом просыпались от притаившейся за окном опасности и ожидающей нас страшной участи.
Теперь мы бойцы. Мы те, кто осмелился рискнуть, когда почти не было шансов.
Мы сами определяем свою судьбу.
Поезд мчится все быстрее, и наши лица овевает горячий ветер. Нас нещадно жарит невозможно яркое солнце. Мы сидим, просунув пальцы в маленькие отверстия решеток на крыше вагона, и держимся изо всех сил.
И хотя мы по-прежнему боимся, хотя страх никуда не делся, это уже другой страх. Теперь он смешан пополам с надеждой, которая так нужна, когда ты мчишься навстречу неизвестному будущему.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
El viaje
Путешествие