Намык Кемаль

Стамбулов Виктор Осипович

К этому времени, вследствие изменения порядка престолонаследия в Египте, он лишился права на хедиват, за что получил крупнейшую денежную компенсацию – 4 млн. английских фунтов.

Поселившись в Париже, он опубликовал во французской прессе ряд писем к султану Абдул-Азису, обвиняя последнего в том, что он ведет Турцию к гибели.

Эти письма заинтересовали членов Общества новых османцев. Кемаль и некто Садуллах перевели их на турецкий язык, тайно отпечатали с помощью Жана Пьетри в типографии «Courrier d'Orient» на Пер'a, и начали нелегально распространять среди чиновников, офицеров и молодежи.

Со своей стороны Мустафа Фазыл-паша также начал искать сближения с младотурками.

Узнав о намерении правительства удалить

Зия-бея и Намык Кемаля из столицы, он поспешил завязать с ними сношения и предложил им выехать за границу.

Сообщение о назначении Зии на Кипр, а Намыка в Эрзерум появилось в официальной газете 11 марта 1867 года, а 19 дней спустя оба они получили записки с приглашением явиться в редакцию «Courrier d'Orient».

Это приглашение было подписано итальянцем Сакакини – директором египетского сахарного завода Мустафа Фазыл-паши.

Когда Зия прибыл в редакцию, он нашел там Сакакини и Жана Пьетри. Они разговорились, но о цели приглашения не было сказано ни слова. Ждали Намык Кемаля. Наконец появился и он. До этого времени он и Зия знали друг друга очень мало, главным образом по наслышке, да изредка встречаясь на некоторых собраниях Общества. Дружба, связавшая их затем на долгие годы, началась здесь, в редакции французской газеты, в результате приглашения египетского паши, обращенного к ним обоим.

Сакакини прочел письмо. Паша писал:

«Мы все знаем о той катастрофе, к которой идет наша страна. События возлагают на нас священную обязанность принять меры к спасению находящейся в опасности родины, пока это еще не поздно, а также позаботиться о ее будущем.

Вы оба являетесь интеллигентными, образованными людьми и вместе с тем получившими известность писателями. Ваш патриотизм, преданность интересам родины, таланты и энергия не вызывают сомнения даже в тех разрушителях отечества, которые хотят удалить, изгнать вас.

Пришло время, когда вы можете сослужить истинную службу делу спасения, счастья и свободы отечества. Чтобы объединить вас на поприще этого служения, я приглашаю вас в Париж. У меня есть средства для того, чтобы с помощью ваших талантов и патриотизма достичь желаемой цели, и я вполне искренне предоставляю эти средства в ваше распоряжение.

Мустафа Фазыл».

Риджаизаде Экрем.

Кемаль и Зия согласились без колебания. Было решено, что с ними вместе поедут еще Агях-эфенди, бывший редактор «Толкователя событий», и редактор «Мухбира» («Корреспондент») – Али-Суави, газета которого была недавно закрыта правительством за статьи об отдаче крепости Белград сербам, что правительство тщательно скрывало от населения. Жан Пьетри взялся оповестить Суави и немедленно послал к нему Калаваси-эфенди, главного редактора «Courrier d'Orient». Кемаль и Зия занялись подготовлениями к отъезду.

В эту эпоху в Обществе новых османцев появился человек, который своей энергией, умом и незаурядными организаторскими способностями выдвигался на роль общепризнанного вождя движения. Это был недавно отозванный в Стамбул со своего поста вали [54] дунайских провинций, Мидхат-паша. У Зии в последнее время завязались тесные отношения с Мидхатом, и он не хотел уехать, не повидавшись с ним и не договорившись о том, как поддерживать их связь из-за границы.

Через несколько дней после того, как Зия и Кемаль решили эмигрировать, они ночью посетили Мидхат-пашу в его доме неподалеку от старого дворца. Мидхат был уже тогда на подозрении, и правительство, намереваясь произвести радикальную ликвидацию оппозиции, решило удалить его из столицы так же, как и других. Только-что перед приходом Зии и Кемаля его вызывали

во дворец и, под предлогом вновь начавшихся в Дунайской области волнений, предложили ему вернуться на старый пост. Узнав об этой новости, Зия горько усмехнулся:

54

Вали – губернатор.

– Нет сомнения, что в этом деле замешана рука Али-паши. Я слишком долго был секретарем дворцовой канцелярии, чтобы не знать всех их хитростей и интриг.

В эту ночь они договорились о дальнейшей работе Общества, сообщили Мидхат-паше о своем намерении бежать и условились, что Эбуззия-Тефик будет брать их письма во французском консульстве и передавать жене Мидхата – Найме-ханым. Распрощались.

До окончания приготовлений к побегу было решено притворяться, что они подчинились решению правительства. Они оформляли получение подъемных денег и настолько ввели в заблуждение правительство, что Али-паша на радостях предложил Кемалю персональное, довольно крупное пособие. Но Кемаль отказался от него и тут же решил поскорей покинуть Стамбул. Побег был назначен на 17 мая. Издание «Тасфири Эфкяра» Намык оставил своим приятелям и единомышленникам, начинавшим выдвигаться литераторам – Эбуззия-Тефику и Риджаизаде Экрему. [55]

55

Риджаидзе Экрем был на семь лет моложе Кемаля. Главную работу в «Тасфири Эфкяр» вел он. Газета при нем не сохранила того значения, как при Шинаси, ни того блеска, как при Кемале, но в общем он не уклонился от того пути, который был начертан его предшественниками. Через два года газета прекратила свое существование.

Мустафа Фазыл-паша был подробно осведомлен о материальном положении Зии и Кемаля. Зия имел кое-какие средства, но содержал большую семью. Что касается Кемаля, то он сам с женой и дочерью жил на средства отца. Мустафа Фазыл прислал Кемалю 10 000 франков, а Зие лично 1 5 ООО и 20 000 франков для семьи, которая оставалась в Стамбуле.

16 мая перед вечерним эзаном, как было заранее выработано по плану, Зия сидел на террасе ресторана «Волори» на Большой улице Пера. Когда он увидел подходящего Кемаля, он встал и, перейдя через улицу, начал спускаться по переулку к французскому посольству. На некотором расстоянии за ним следовал Кемаль. Стараясь оставаться незамеченными, они вошли один за другим в здание французского посольства.

Учитывая нарастающее брожение против реакционного правительства, могущее закончиться переворотом и приходом к власти либеральных элементов, французская дипломатия благоразумно перестраховывала свое влияние на турецкую политику, оказывая ряд значительных услуг представителям конституционных групп и поддерживая контакт с последними.

Французским послом в Стамбуле был тогда Буре. Беглецы были ему рекомендованы Мустафа Фазыл-пашой и Жаном Пьетри. Он принял их в приемной посольства. В беседе с послом они провели часть ночи, а в половине третьего утра, переодевшись в европейское платье, в сопровождении служащих посольства поехали на французский пароход «Босфор».

17 мая рано утром пароход выходил в Мраморное море, огибая Дворцовый мыс. Яркое солнце вставало над анатолийскими прибрежными горами. Легкая дымка вилась над ливанскими кедрами, венчающими вершины Принцевых островов; ослепительно сверкало тысячами блесток утреннее море. Вдали белели паруса рыбачьих лодок. Направо разворачивалась неповторяемая панорама Стамбула: старые стены Византии, тонущий в буйной весенней зелени Топ-Капу, стройные минареты и широкие массивные куполы мечетей. У беглецов сжалось сердце. Вытирая влажные глаза, Зия следил за полетом чаек, вившихся вокруг парохода, и невольно у него вырвались стихи: