Наперекор судьбе
Шрифт:
– Да, Барти, хотела тебя спросить: как твоя подруга Абби?
Венеция удивилась, что задала этот вопрос. Прошло уже почти два месяца с Того Момента – мысленно она называла случившееся Тот Момент, – когда Бой вошел в гостиную, где находились она и Абби. Никто из них ничего не сказал и не сделал, и все же…
– Сама не знаю, – с нарочитой непринужденностью ответила Барти. – Мы с нею как-то… потеряли контакт.
– Ты серьезно? Странно слышать. Она же была твоей лучшей подругой. Помню, вы с ней были неразлейвода. Что случилось?
–
К горлу Барти подступила тошнота. Какой ужас. Какая жуть. По сути, из-за этого она и убежала в Америку. И вот – возвращение… на прежние зыбучие пески, где на каждом шагу рискуешь провалиться.
– А знаешь, Абби была у нас.
Барти старалась не встречаться с Венецией взглядом и ничем не выдавать своего волнения. Венеция вряд ли знает. Откуда?
– Говоришь, была у вас? – переспросила Барти, стараясь выдерживать тот же непринужденный характер их разговора. – А зачем?
– Бой захотел учить Генри музыке. Мама слышала, что Абби дает уроки игры на рояле и…
– Ты говоришь про тетю Селию?
– Да. Абби была у нее на работе. Просила книги для своей школы. Так мама и узнала, что она еще и музыке учит. Потом мама предложила мне созвониться с Абби и пригласить к нам.
– Как интересно, – сказала Барти, боясь, что ее сейчас вытошнит или она грохнется в обморок.
– Да. Но Бою она почему-то не понравилась. Он сказал, что она какая-то… нервная.
«Еще бы Абби не была нервной, оказавшись в доме своего любовника лицом к лицу с его женой!»
– Вот как! – с притворным удивлением воскликнула Барти.
– Да. Мне пришлось ей отказать. По-моему, это ее очень расстроило. Потому я и спросила у тебя, виделась ли ты с ней… Еще чаю?
Барти покачала головой:
– Нет, спасибо. Я заехала попрощаться. До завтра надо еще сделать кучу дел. Я была очень рада всех вас увидеть. Дети у тебя просто замечательные.
– Ты говоришь как американка.
– Надеюсь, что нет. Я по-прежнему ощущаю себя абсолютной англичанкой.
– Рада за тебя.
Поскорее уйти отсюда, выбраться из полосы зыбучих песков. В ней поднималась волна злости на Абби, настолько сильная, что Барти ощущала физическую боль. Надо поговорить с Себастьяном. Может, он что-то посоветует. Венеция между тем продолжала говорить… Барти заставила себя сосредоточиться на ее словах.
– Обязательно поцелуй за меня Мод и дядю Роберта. Когда приедешь в следующий раз, привези с собой этого ужасного Лоренса.
– Он вовсе не ужасный, – твердо возразила Барти. – Характер у него и вправду тяжелый. Побитый жизнью, избалованный. Но никак не злодей, каким мне его представляли. Как только я узнала, что Уол болен, Лоренс захотел поехать в Англию вместе со мной. И поехал бы, если бы не кризис в его банке. Только это его и удержало. Он невероятно щедрый, очень умен и…
– Какие миленькие у тебя нитки жемчуга. Это он тебе подарил?
– Да. Это его подарок. Рада, что они тебе нравятся.
–
– Очень богат, – засмеялась Барти. – Но ничего противного я не почувствовала.
– И как только он сумел не потерять все свои денежки, когда началась Великая депрессия?
– Этого я… не знаю. Я спрашивала. Он давал очень туманные ответы. А однажды объяснил мне так: «Скажи, разве финансовый кризис лишил британскую королевскую семью всех их денег?» Я ответила, что нет, и тогда он сказал: «Вот тебе и ответ на твой вопрос».
– Надеюсь, он не уподобляет себя нашей королевской семье?
– Нет, конечно. Он имел в виду… Я думаю… Если у тебя много всего, ты можешь уберечься от любой депрессии.
– Раз уж ты им увлеклась, он наверняка очень обаятелен. Какая волнующая история. Только до жути жаль, что из-за него вы с Мод поссорились.
– Правильнее сказать, это Мод со мной поссорилась. Я по-прежнему считаю ее своей подругой. Если бы мы вместе поплыли в Англию, у нас было бы достаточно времени для разговоров и я постаралась бы убедить ее, что я ей вовсе не враг.
Барти вздохнула. Узнав, что она отплывает в понедельник на одном пароходе с Робертом, Мод наотрез отказалась ехать. Для Барти это было равносильно пощечине. Роберт свою поездку не отменил, но на борту они виделись мало. Океан в это время года сильно штормило, и он был вынужден сражаться с морской болезнью. В один особо ветреный день Барти стояла на палубе. Громадные волны то вздымали корабль, то бросали его вниз. Тревога за Уола на какое-то время отступила. Барти подумала о мучениях Роберта. Когда шторм утих, она зашла к нему в каюту и стала уговаривать выйти на палубу.
– Это так удивительно. Вам нужно слиться с морем, с ветром, ощутить себя частью стихии.
Роберт лишь посмотрел на нее с нескрываемым ужасом и снова закрыл глаза.
Но он был тронут ее заботой и ежедневными визитами к нему. Когда океан успокоился и Роберт смог поговорить с Барти, их отношения восстановились. Она видела, что он по-прежнему ошеломлен и даже шокирован ее отношениями с Лоренсом. Барти понимала: до конца ей Роберта не переубедить. Главное – чтобы он перестал видеть в Лоренсе врага. Отчасти ей это удалось.
– Нам с вами обоим не изменить нашего отношения к Лоренсу, – сказала она Роберту. – Но почему мы должны ломать из-за него нашу дружбу? Тем более что по сравнению со здоровьем Уола – это просто пустяк.
– Ты права, – согласился Роберт, болезненно улыбнувшись и потрепав ее по руке.
В тот день они получили обнадеживающую радиограмму: Уол наконец пришел в сознание.
Но никакие радостные вести не могли подготовить Барти к тому, что она увидела, когда вошла в больничную палату Уола. Сознание к нему вернулось, однако никто не знал, в какой степени. Он видел и слышал. Селия нарочито бодрым тоном, за которым скрывались ее собственные страхи и тревоги за мужа, сообщила Барти, что говорить он по-прежнему не может и, кроме правой руки, его тело остается полностью парализованным.