Наперекор судьбе
Шрифт:
– И ты называешь это работой? – спросила Селия.
Ее тон и выражение лица были на редкость презрительными.
– Да, – ответила матери Адель. – Я называю это работой.
– Бегать по Лондону и выклянчивать разные вещи?
– Не разные, а нужные. И не выклянчивать, а брать напрокат.
– Так. Адель, ты получила очень хорошее образование. Конечно, не настолько хорошее, как должна бы, поскольку решила не поступать в университет. Но ты училась в прекрасной школе и окончила ее с прекрасными оценками. Ты очень смышленая девушка. И теперь ты хочешь посвятить всю жизнь выполнению прихотей какого-то… какого-то фотографа?
– Представляешь,
– А что было потом?
– Ничего особенного. В конце концов, это моя жизнь. Я знаю, у меня все здорово получится. К завтрашнему дню мне нужно найти целую груду чемоданов от Виттона и полосатую ткань. Идея, кстати, была моя. У Ноэля Кауарда в его ателье такая же, поэтому…
– Поэтому тебе, видно, придется попотеть, – заметила Венеция.
– Ничуть. Нужно лишь немного пошевелить мозгами. Магазин Виттона охотно даст чемоданы напрокат, потому что журнал… Я говорю про «Харперс базар»…
– Обожаю «Харперс». Думаю, там это будет потрясающе смотреться.
– Вот и я о том же. В любом случае им это только на руку. Под фото будет написано: «Чемоданы от Виттона». А ткань можно будет добыть в «Суон и Эдгар». Мне придется немного их поуговаривать.
– Если хочешь знать мое мнение – это чертовски умно с твоей стороны! – воскликнула Венеция.
– Тут не столько ум, сколько, как говорит Седрик, «иметь глаз», – возразила Адель. – А у нас с ним глаз одинаковый. Нам нравятся одни и те же вещи. И это станет основанием моей работы. Постучи по дереву. Понимаешь, если для съемки он просит меня достать цветы и говорит, каким будет интерьер, то я уже точно знаю, какие цветы ему привезти.
– И ты всерьез собираешься на него работать?
– Нет, конечно. То есть какое-то время. Но я надеюсь, что моя известность быстро вырастет. Ведь не знаешь, как распространяется слава о тебе.
– Уверена, ты быстро добьешься успеха.
– Во всяком случае, я нахожусь в потоке настоящей светской жизни. Мне всегда ужасно хотелось знакомиться с людьми. Иногда попадаются просто потрясающие экземпляры. Я тут недавно встречалась с Сибил Коулфекс. Спрашивала у нее совета насчет обоев. Мы же с ней целую вечность не виделись. У нее потрясающие работы. Она сотрудничает с этим милашкой Джоном Фаулером… В общем, для меня это новое дело. Девушка делает себе карьеру. Поскольку никаких перспективных мужей на горизонте не наблюдается и…
– Может, ты выйдешь за Седрика, – смеясь, предположила Венеция. – Он ведь явно тебя обожает.
– Феи замуж не выходят.
– Некоторые выходят.
– Вряд ли за Седрика. Он вообще не намерен на ком-либо жениться. Он просто любит развлекаться. А теперь слушай…
– Знаешь, женитьба на тебе была бы отличным развлечением. Хотела бы я на это посмотреть, – сказала Венеция. Она улыбалась, но глаза у нее оставались печальными.
Она не была счастлива. Фактически она почти забыла, что это такое. Она посмотрела правде в глаза, хотя и не до конца смирилась с этой правдой: да, Бой совсем к ней охладел. Она со страхом думала, что он ей изменяет. Внешне в
Конечно, общего между ними было мало. Венеция давно поняла: Бой – настоящий интеллектуал. Он читал почти все, что появлялось. Он обожал музыку, в особенности оперу. Он живо интересовался и очень хорошо разбирался в современной живописи. Иногда он приглашал к себе художников. Венеции они казались скучными. Сыпали мудреными, непонятными ей словечками, говорили о вещах, о которых она не имела и отдаленного представления.
И в интимных отношениях с мужем у Венеции не было полной ясности. Поначалу ей было не насытиться сексом с Боем. Опытный, неутомимый, в постели он был нежным и проявлял чудеса изобретательности. Даже сейчас, когда она позволяла близость, Бой мог вознести ее на вершины наслаждения. Но такие моменты были редки. Лежа с мужем, Венеция ощущала незримое присутствие его любовницы. Возможно, даже нескольких. Это унижало ее и гасило желания. Ей все больше нравилось спать одной.
Счастливым такое состояние никак не назовешь. Но Венеция и сама толком не знала, чего же она хочет. Новая беременность лишь усугубляла разброд в ее мыслях. Венецию шатало между желанием сохранить статус-кво и продолжать вести роскошный, беззаботный образ жизни, когда у нее самой есть определенное положение в обществе, а у ее детей – надежная крыша над головой, и желанием вырваться из этого унизительного и безрадостного существования, в которое превратился ее брак.
Венеция часто думала, что, если бы не Генри и не Адель, она бы наверняка сошла с ума.
Абби нашла себе новую работу.
– Это гораздо лучше, чем учить сопливых девчонок с одинаковыми кудряшками и такими же одинаковыми, тупыми, ограниченными няньками, – заявила она Барти.
Правда, новым местом работы ее подруги была не привилегированная женская школа, о которой та мечтала, а начальная школа в Брикстоне.
– Там, конечно, все будет по-другому, причем в худшую сторону. Самое ужасное – никто из этих ребят никогда не держал книжек в руках. Я уже не говорю об их умении читать. Директриса сказала, что блохи и гниды не редкость. И знаешь, что еще она добавила? Я должна научиться отличать, какие ссадины мальчишка заработал, упав на игровой площадке, а какие оставил отцовский ремень.
Барти молчала. Одним из самых ранних ее воспоминаний был отцовский ремень, пляшущий по спинам и задам ее братьев. Ее саму мать била тяжелыми деревянными щипцами, которыми в другое время вытаскивала белье из бака, где оно кипятилось. Такое случалось редко. Сильвия распускала руки лишь от отчаяния. Но именно это в конечном итоге привело Барти в дом на Чейни-уок и сделало воспитанницей Литтонов.
– С другой стороны, это изумительное место. Совсем близко от дома, и мне оно чем-то нравится. Меня давно интересовали дети из этого социального слоя. Они все растут в громадной семье под названием «улица». Естественно, никто там с них пылинки не сдувает. Но попадаются очень смышленые ребята. Некоторые из них действительно хотят учиться. Барти, мне просто не терпится взяться за эту работу.