Наперекор судьбе

Бэлоу Мэри

– Может, это и не такое сумасшествие, – отозвался Кристофер, запрыгивая на высокое сиденье своего экипажа. – Спасибо тебе, Мартин. Ты настоящий друг.

Мартин нервно рассмеялся.

– Ты ведь не собираешься серьезно думать об этом, правда? – спросил он. – Давай еще поговорим, я попытаюсь отговорить тебя от этого. Давай будем считать это шуткой, иначе угрызения совести не дадут мне уснуть.

Кристофер приподнял свою шляпу.

– Не теряй сон из-за этого, – посоветовал он и, развернув лошадей, направился

к площади.

Мартин смотрел ему вслед. Тревельян считает себя светским человеком, особенно после того, как провел столько лет в Америке и стал удачливым бизнесменом. Но им все равно можно манипулировать как ребенком.

“У Тревельяна больше ничего не получится с Лиззи, – думал Мартин, с ненавистью глядя на удаляющийся экипаж. – Теперь она принадлежит мне, и так будет всегда. Уж я позабочусь об этом, и Лнззи поймет, что может быть счастлива только со мной. Как мы были счастливы до того, как Тревельян ворвался в ее жизнь семь лет назад!”

Кристина была очень взволнованна. Элизабет раньше не видела свою дочь такой оживленной. Девочка восхищалась увиденным на конном представлении: и бегавшими по кругу пони, и лошадьми, прыгавшими через кольца и барьеры, и девушками, стоявшими на спинах лошадей с вытянутыми руками. Детскому восхищению и восторгу не было конца.

Большинство замечаний и восклицаний девочки было адресовано Кристоферу. “Возможно, это потому, что я не выказываю восторга”, – подумала Элизабет. Ей нравилось видеть свою дочку такой радостной. Не прошло и половины представления, а Кристина уже забралась на колени к Кристоферу, чтобы лучше видеть происходящее, хотя и с ее места можно было все хорошо разглядеть.

– Мне нравится этот джентльмен, мама, – сказала она, одеваясь утром на прогулку. Она никогда не называла Кристофера “лорд Тревельян”, для нее он всегда был “этот джентльмен”.

– Правда, милая? – спросила Элизабет, завязывая ленточки на шляпке дочери. Заглянув дочке в лицо, Элизабет снова отметила, как сильно она напоминает своего отца.

– Он любит меня, – просто и радостно пояснила Кристина.

Элизабет с трудом сдержала слезы.

Девочка при встрече с Кристофером больше не испытывала застенчивости, как в тот день, когда он заехал за ними в своем экипаже.

– Я не сказала дяде Джону, – взволнованно проговорила Кристина по пути в Амфитеатр. – Но мне так хотелось.

– Молодец, – похвалил ее Кристофер. Обычно суровое выражение лица Кристофера всегда смягчалось, когда он смотрел на девочку или разговаривал с ней. – Я рад, что ты ничего не рассказала ему.

Элизабет всю дорогу в Амфитеатр и после приезда туда молчала, несмотря на то что никогда не была там раньше. Ей понравилось представление, и, возможно, она тоже смеялась бы, если бы не была так сосредоточена на своих мыслях.

Она снова чувствовала себя усталой, но пыталась не обращать на

это внимания, словно, сделав это, она могла избавиться от причины, вызывавшей эту усталость. Она догадывалась, но окончательно убедилась в своих подозрениях только вчера. Она старалась не думать о наиболее вероятном объяснении таких очевидных симптомов.

Элизабет очень хотелось с кем-то поделиться своими переживаниями. Но у нее не было родственниц или близких подруг, с которыми можно было поговорить о самом сокровенном. Ее ближайшим другом всегда был Мартин, и инстинкт привел ее к нему вчера вечером. Несмотря на поздний час, он собирался уходить и был очень удивлен, когда слуга сообщил о ее приходе.

– Куда ты собираешься в такое время? – спросила она.

– К другу, – с улыбкой повернулся к ней Мартин. – Ему нужен совет в вопросе любви, правда, я не специалист по этой части. Но этому бедняге больше нужен внимательный слушатель.

– Понимаю. – Элизабет улыбнулась в ответ. В этом Мартин был большим докой. Она почувствовала себя виноватой в том, что тяготилась его опекой в последнее время. Он всегда так заботился о других, и особенно о ней!

– Тебе тоже нужен внимательный слушатель, да, Лиззи? – спросил Мартин. Он кивнул слуге, чтобы тот вышел.

Но, посмотрев на его улыбающееся лицо, Элизабет не смогла сказать приготовленную фразу: “Я беременна”. Похоже, в первый раз, не считая того времени, когда она потеряла память, Элизабет не смогла говорить с ним так свободно, как раньше.

– Это все Тревельян, Лиззи? – осторожно спросил он, обняв ее за плечи и усадив рядом с собой на софу. – Он снова внес смятение в твою жизнь? Ты знаешь, он всегда нравился мне, да и сейчас нравится; правда, сейчас все не так просто.

– Не так просто?

– Он действительно очарован Кристиной? – спросил Мартин. – Я немного поговорил с ним, когда вы вернулись с прогулки. Кажется, он одержим ею.

– Полагаю, это вполне естественно, – ответила она; – Думаю, я была не права, когда согласилась скрыть от него. Я виню себя за это. Мне нужно было настоять на своем. Я вижу, что он искренне любит Кристину.

– Я только надеюсь, – заговорил Мартин, – что он не посмеет… – Тут он покачал головой и встал. – Ничего. Лучше я пойду к Блакени, а то он подумает, что я забыл про него.

– Что он не посмеет? – спросила Элизабет. Мартин засмеялся.

– Да нет, ничего. Иногда ближе к ночи нас посещают глупые мысли. Он ведь не попытается забрать ее к себе на шесть лет, чтобы возместить те годы, что она провела только с тобой. Это совершенно глупая мысль, Тревельян ведь не способен больше на похищение, правда? – Он подмигнул Элизабет и собрался уходить. – Забудь про то, что я сказал, Лиззи. А как твои дела с Пулом?

Конечно, она забудет его слова. Это действительно глупость.