Наполеон и его женщины
Шрифт:
Глава 5
Англия узнает о семейных неурядицах Бонапарта
Начиная с Каира, Бонапарт перестал мириться с уготованной ему ролью рогоносца.
Восторженныи прием почти двух тысяч парижан
Домой он вернулся в крайнем волнении.
Сидя перед камином, он размышлял о возможности совершения государственного переворота, которую ему так реально предоставляла судьба.
Директория настолько запятнала себя, что французский народ желал иметь режим личной власти, твердое правление человека, не замешанного ни в каких политических махинациях. И Бонапарт стал всерьез подумывать о том, что небо предназначило именно ему стать таким человеком. Как-то, гуляя в парке замка Монбелло (где он ввел королевский этикет), он решил довериться Миоту, бывшему послом Франции во Флоренции:
– То, что я совершил до сегодняшнего дня, еще очень ничтожно… Вы думаете, что я добился триумфа в Италии для того, чтобы умножить славу адвокатов, засевших в Директории? Этих Карно и Баррасов? Вы полагаете, что все это для того, чтобы основать Республику? Ерунда! Какая может быть Республика у тридцати миллионов человек?! С нашими нравами и нашими пороками! Это химера, которой сейчас забиты головы французов. Но это у них пройдет, как и все другое. Им нужна слава, удовлетворение тщеславия. Между тем они ничего не смыслят в свободе.
Запершись в кабинете, он раздумывал над тем, стоит ли ему попытаться захватить власть. Казалось, для этого были благоприятные условия: армия обожала его, народ выказывал настоящее преклонение, директора вроде бы были у его ног. Были и друзья, которые могли помочь… Всю ночь он ходил взад-вперед по комнате. Утром, все еще не уверенный в успехе, сознавая, что в случае неудачи потеряет все, он решил, что прежде, чем совершать государственный переворот, ему следовало совершить деяние, которое смогло бы его сделать равным Цезарю или Александру Македонскому…
Договор, подписанный в Кампо Формио и закрепивший поражение Австрии, принес мир
Европе. Но оставалась Англия. Для того чтобы заставить ее прекратить боевые действия, Бонапарт решил создать угрозу ее коммуникациям с Индией, завоевав Египет.
Директория, счастливая тем, что наконец-то сможет отделаться от этого неудобного ей генерала, предоставила в его распоряжение золото, солдат, корабли, и 4 мая 1798 года Бонапарт покинул Париж в сопровождении Жозефины, Бурьена, Дюрока и де Лавалетта.
Избранный накануне членом Французского института, он взял с собой в поход целую группу ученых, которые пожелали изучить историю этой столь мало известной страны.
Во время поездки
Вечером 8 мая кортеж карет прибыл в Тулон, а на другой день Бонапарт был уже на борту адмиральского корабля «Орион». Жозефина проводила его до каюты и снова попросила взять ее с собой. Ответ был категоричен:
– Я запретил брать в экспедицию женщин. Главнокомандующий не должен подавать дурной пример… Отправляйся-ка лучше в Пломбьер. Говорят, тамошние воды очень способствуют стимуляции «ленивого зачатия». Быть может, вернувшись оттуда, ты сможешь родить мне сына. Этим ты доставишь мне самую большую радость!
После долгого поцелуя Жозефина в крайнем огорчении сошла с корабля. Тут же прозвучал пушечный выстрел, фанфары заиграли республиканский гимн, и «Орион» в сопровождении ста двадцати судов вышел из порта. Стоя на причале, креолка долго махала вслед платком… Наполеон в ответ махал ей на прощанье шляпой, даже не подозревая о том, что в трюмах кораблей на завоевание Египта отплывали почти триста женщин, которых их мужья или любовники переодели в мужскую одежду…
Когда последний парус скрылся из виду, Жозефина вернулась в свою комнату, сожалея о том, что обстоятельства не позволили ей отведать прелестей одного из тех красивых моряков, которые глядели на нее с явным намерением взять ее на абордаж…
На следующий день, в то время, когда Жозефина покидала Тулон, направляясь в Пломбьер, Бонапарт занялся организацией жизни на борту «Ориона». Чтобы продолжить свое образование во время путешествия, он каждый день собирал у себя ученых и вел с ними беседы по вопросам религии, истории, другим наукам. Обычно эти беседы велись вечером, после ужина. Степенность этих бесед часто нарушалась грубыми шутками Жюно, который постоянно насмехался над «академиками». Один пример такой шутки привел нам Арно.
«Отдельные смешные происшествия, – пишет он, – нарушали серьезность этих бесед, которые не всем были по душе, но присутствовать на которых главнокомандующий приказал всем генералам. Почти все выходки совершал Жюно, которому генерал многое прощал и который поэтому многое себе позволял.
– Генерал, – сказал он как-то очередному председательствующему на беседе. – Почему Данн (а произносил он это имя особым образом55) не член Института? Нельзя ли его избрать туда уже только за одну фамилию?»56