Наполеон - исчезнувшая битва
Шрифт:
Тогда же Люсьен вернулся во Францию и наконец-то согласился принять титул принца. Но со мной не было ни сына, ни императрицы. И я не мог (увы!) вернуть прежнюю: Жозефина умерла... Это было очередное предупреждение судьбы: прежний мир не существовал более... И теперь на балкон к народу со мной выходила ее дочь Гортензия со своими детьми. Но где был мой собственный сын?!
Конечно, либерализация власти, которую я предложил, сделала неэффективным управление страной. Но другого тогда быть не могло. Я ведь получил империю в подарок от нации. Чтобы получить от народа истинную власть,
В каюте было душно. Заходившее солнце било в закрытое шторами окошечко. Император сидел в расстегнутой рубашке, видна была его толстая грудь. Он диктовал непрерывно, забыв об обеде:
– Перед битвой при Ватерлоо у меня было всего сто двадцать тысяч гвардия, кавалерия и пять армейских корпусов. Ней командовал левым флангом, Груши - правым. Я стоял в центре, готовый прийти обоим на помощь. У Веллингтона было девяносто тысяч - англичане плюс ганноверцы, бельгийцы и голландцы - всё мои бывшие союзники. У Блюхера - сто двадцать тысяч. К ним на соединение двигались войска России и Австрии. Задача была ясна: разгромить пруссаков и англичан до прихода подкреплений.
Дело началось успешно. Ней заставил англичан отступить. Я форсировал у Шарлеруа реку Самбру и ударил в стык армий Блюхера и Веллингтона. И вместе с маршалом Груши разбил пруссаков (как обычно) и отбросил к Льежу. Но добить их мне не удалось. Не подоспел вовремя корпус Друэ д'Эрлона. Он был храбрый солдат, но бездарный генерал.
Мне необходимо было добить Блюхера, чтобы на другой день расправиться с Веллингтоном. И я отправил корпус Груши уничтожить пруссака! У Груши было тридцать шесть тысяч - треть моей армии!
А пока я соединился с Неем. И мы повернули против Веллингтона. Я нашел англичанина вечером семнадцатого июня южнее деревни Ватерлоо перед лесом Суань и встал перед ним, отрезав ему отступление. Фронт составлял всего четыре километра (при Аустерлице, например, - десять). Я не стал атаковать с ходу - поле было размыто недавними ливнями, и я решил подождать, когда подсохнет, - удобнее ставить пушки. Да и не худо было дать отдохнуть перед решающим боем усталым молодым солдатам. Я перенес сражение на следующий день.
В полдень восемнадцатого заговорили пушки. План был прост: я атакую англичан и разбиваю их прежде, чем Блюхер (он должен был надолго завязнуть в битве с Груши) придет к ним на помощь. Но когда я садился на коня, услышал... у меня было некое чувство... короче, я уже знал, что меня ожидает. Я никогда не видел ни облаков, ни травы перед сражением. Я видел только своих солдат и врага перед боем, и убитых и раненых - после него. Но тут я странно отвлекся, впервые заметил, как дул ветер, обнажая сучья деревьев, как серебрились на ветру листья, как на солнце надвигалось темное облако. В воздухе чувствовалась сырость близкого дождя... Все было величественно и напряженно, как бывало перед грозой в Мальмезоне... когда под печальный шум дождя я любил ее...
Очнулся от выстрела пушки. Сражение началось. Англичане стояли насмерть. Я должен был любой ценой прорвать их центр. После непрерывной пальбы и кавалерийских атак, продолжавшихся много часов, англичане... по-прежнему стояли! В семь часов
Именно тогда, в разгар атаки, я увидел войсковые колонны, стремительно двигавшиеся к полю боя. Сколько раз в решающий миг сражения подоспевший резерв давал мне победу!.. Великий миг Маренго!.. А теперь... Теперь все было наоборот... Судьба била меня моей же победной картой! Я различил в подзорную трубу прусские мундиры - это подходил Блюхер... А Груши далеко отсюда тоже готовился к бою. Он решил, что обнаружил главные силы Блюхера, и собрался их уничтожить... На самом же деле пруссак его надул - перед Груши стоял жалкий отряд, который должен был его задержать...
Кавалерия Блюхера ворвалась на поле и начала рубить моих солдат! Да, это был конец. Вместе с пруссаками перешли в наступление англичане. Началась паника... позорное бегство... Месиво бегущих... Их рубят. Я посередине, лицо покрыто пылью и слезами... с трудом держусь в седле... И вместе с моей славой погибала старая гвардия. Я понимал, что мне надо умереть здесь, с ними. Сколько раз в тот день я искал смерти, но так и не нашел! Рядом, впереди, сзади падали солдаты, а для меня не нашлось ни одного ядра, ни одной жалкой пули...
Почему я проиграл? Может, зря ждал, пока подсохнет размытое поле, и упустил полдня, вместо того чтобы тотчас атаковать слабеющего Веллингтона? Или мне не следовало отсылать Груши - ведь это лишило меня трети армии? И, возможно, это и не позволило мне разбить Веллингтона? Это - ошибка? Или то ошибка?.. Нет, думаю, дело в другом. Что бы я ни делал прежде, все было правильно. А теперь - все было ошибкой. Я перестал быть нужен... кому? Судьбе? Истории? Господу?..
Нет, вычеркните все это! Напишите просто: но старая гвардия и моя слава в тот день остались не сломленны. Мои гвардейцы закрыли своими телами отход остатков армии на Шарлеруа. И Груши, бездарно упустивший Блюхера, сумел увести свой корпус с поля сражения, сохранил всех своих солдат... Возвращаясь в Париж, я понял: мне нужно жить, чтобы... выиграть!..
Император остановился и сказал:
– Душно... Выйдем на палубу.
Смеркалось. Он смотрел на волны. И повторил:
– Я выигрываю... побеждаю и падаю в бездну... Где началось падение? В Смоленске? Погубила мечта? Но зато какая величественная! Занять Москву, оттуда - в Индию. И там приставить шпагу к английскому горлу!.. Величайшая империя... бескрайняя...
В этот миг раздался крик с мачты: "Земля!" Люди высыпали на палубу. Вдалеке из волн океана вырастала черная скала. Одинокая скала, которую он получил взамен империи, - Святая Елена. Было 17 октября. И 71 день пути. Как всегда, все было мистично в его судьбе - даже цифры.