Наполеон
Шрифт:
Затем Наполеон поднял левую руку и громким голосом крикнул:
— Прощайте! Сохраните меня в своей памяти.
Он резко повернулся, вошёл в экипаж, и кони понесли галопом.
Некоторые из офицеров и солдат кричали: «Да здравствует император!» — но большинство молчали или плакали.
Дожидаясь экипажей, четверо чёрных магов вели между собой беседу.
— Что за человек! — сказал Келлер. — Что за речь!
— Интересно, когда же он её подготовил, — сказал Кемпбелл. — Всего несколько минут назад он болтал со мной о телесных наказаниях в армии.
— Он не готовил её, — с некоторым презрением сказал Шувалов. — Она шла от сердца. У него великое сердце.
— Я думаю, —
— Книгу?
— Разве вы не слышали? Он хочет рассказать потомкам о том, что было.
— Может быть, — сказал Келлер. — Однажды он говорил мне, что собирается обосноваться где-либо и заняться изучением искусств и наук.
— Служите верно своему новому монарху, — многозначительно повторил Шувалов. — Вы слышали?
— Это было прекрасно, — согласился Келлер.
— Надеюсь, — сказал Шувалов, — что новый монарх заслуживает этого.
Вначале путешествие к побережью было спокойным. Наполеон смотрел на пробегавшие перед окном тополя, каштаны и фермы Франции, радовался, когда в деревнях его узнавали и кричали: «Да здравствует император!» И они имели полное право так его встречать. Захват иностранных держав, власть, мечты об объединённой Европе, — всё растаяло, как дым. Он, величайший завоеватель, покидал Францию, которая теперь имела меньшую территорию, чем в начале его правления. У неё не было Бельгии. Но не всё было потеряно. В конце концов, он дал Франции нечто большее, чем меч. Он много лет правил страной и делал это неплохо, достаточно быстро восстановив всё, что разрушила революция. Он вновь привил людям почтительность и благопристойность, уважение к традициям и даже к религии — все те добродетели, которые были частично утрачены. Здесь, на полях и в городах, с которыми он прощался, действовали хорошие законы. За их соблюдением следили: префект — в своём департаменте, супрефект — в своём округе, мэр — в своей общине. Все они работали по простому плану, в основу которого было положено справедливое отношение к людям. На вершине этой пирамиды стоял справедливый, деятельный и доброжелательный глава государства. Строя такое государство, он знал, что захваты чужих территорий могли оказаться и оказались в итоге мыльными пузырями, и делал это на века.
Напротив него сидел генерал Бертран, всё ещё верный ему. Впереди их ждала неинтересная, лишённая удобств жизнь, и он, гранд-маршал двора, должен будет, как обычно, взять на себя самую грязную и тяжёлую работу. Он не мог думать ни о чём, кроме дел императора, он отдал бы за него свою жизнь, если бы это показалось ему необходимым, однако настоящей симпатии между ними не было. Они никогда сразу не соглашались друг с другом ни по одному вопросу; Бертран был упрям, и Наполеон иногда просто не хотел с ним больше спорить. Поражение и отречение императора загасили последние огоньки в душе гранд-маршала. Теперь он не хотел ничего, кроме спокойной жизни со своей семьёй, но привычка выполнять чужие повеления заставляла его сейчас двигаться на юг к Эльбе.
— Дорога плохая, — заметил Наполеон. — Почему никто о ней не позаботился? Кто супрефект?
В прежние дни Бертран сделал бы об этом заметку в маленькой книжечке в золотом переплёте, которую ему подарил Наполеон. И он машинально вынул её. Однако ничего в ней не написал, и Наполеон это заметил.
Он не был больше императором Франции, поэтому состояние дорог теперь должно было волновать других. Но он всё ещё оставался королём Эльбы.
Самое худшее ожидало их в Оргоне. Когда-то во главе полка солдат капитан Бонапарт побывал здесь и во исполнение своей миссии пролил кровь. Толпа жаждущих мести людей преградила им дорогу. Палками и камнями они разбили окна его экипажа. Они повесили на дерево чучело в военном
— Мы не причиним этому чудовищу вреда, — вопил их предводитель. — Мы только хотим показать ему, как мы его любим.
Наполеон, весь белый и до смерти напуганный, тихо сидел в своём углу. Граф Шувалов выступил с мужественной речью, но они не позволили экипажу проехать, пока не развели костёр и не бросили туда своё чучело. Тем временем обеспокоенные уполномоченные совещались. Ранее было намечено пообедать в Оргоне, теперь они приняли решение отложить это мероприятие. На безопасном расстоянии от города процессия остановилась. Наполеон переоделся в костюм курьера — в строгое синее пальто и простой круглый головной убор с белой кокардой, сел на полицейскую лошадь и поехал впереди в сопровождении, одного верхового.
Непривычное седло раздражало его; к тому же у него расстроился желудок, и он ничего не ел. Налетевший ветер поднимал облака пыли. К вечеру, голодный, разбитый и усталый, он подъехал к местечку, где они должны были поужинать. Оставив лошадь, он пошёл на кухню маленькой гостиницы, чтобы заказать еду.
— Вы видели Бонапарта? — задала ему вопрос жена хозяина гостиницы, затачивая длинный нож.
— Нет, — ответил Наполеон. — А что такое?
— Я думаю, он на пути сюда. И, вероятно, они убьют его. Он этого заслуживает.
— Он сделал вам что-нибудь плохое? — спросил Наполеон.
— Мне — нет. Но я готовлю вот это — если понадобится. Если нет, — с беззаботностью продолжала она, — они искупают его в море — его и его банду.
— Замолчи, женщина! — грубо сказал вошедший хозяин гостиницы. Он узнал Наполеона и отвёл расстроенного императора в комнату наверху. Он предложил ему красного вина и вышел, чтобы найти для него свежих лошадей.
Подъехавшее сопровождение застало Наполеона в тяжёлом расположении духа, закрывшего лицо руками, с нетронутым стаканом вина. Зловещие высказывания хозяйки серьёзно обеспокоили его. Сами уполномоченные были не в лучшем настроении. В Ламбеке и Сен-Канна, через которые Наполеон проехал неузнанным, возмущённые толпы окружали экипаж, и генерала Бертрана совместными усилиями едва удалось спасти от нападения. Дух убийства и всевозможных оскорблений витал в воздухе. В связи с этим был отдан ряд приказов относительно того, чтобы не было даже намёка на присутствие в процессии императора. Хозяин гостиницы страшными угрозами заставил жену замолчать.
Вся процессия ужинала наверху, в прокуренной комнате с низкими потолками. Это была печальная трапеза. Пища была неплохо приготовлена, но Наполеон вначале не притронулся к ней — ни к супу, ни к мясу. В доме этой женщины всё могло быть отравлено. Маленькая девочка принесла ему вина, но он со злостью вылил его на пол.
Несмотря на то что присутствие в гостинице императора тщательно скрывали, внизу на улице гудела толпа.
— Посмотрите кто-нибудь, — сказал Наполеон, — есть ли где-нибудь чёрный ход. Выгляните в окно, не слишком ли оно высоко, чтобы выпрыгнуть?
Прусский уполномоченный приподнял занавеску и осмотрел окно.
— Оно забито, ваше величество, — сказал он.
Внизу хлопнула дверь, и Наполеон поднялся со стула. На его благородном челе появилась лёгкая испарина. Он был бледен и дрожал, голос его заметно изменился.
После ужина они оставили его одного, но по договорённости время от времени заходили в его комнату, то за шляпой, то за пиджаком или книгой. Кое-кто видел слёзы в его глазах. Он приказал принести вина, крепких напитков, сахара и лимонов и приготовил для всех присутствовавших чашу холодного пунша — о яде к тому времени уже забыли. Из своего плаща он свернул что-то вроде подушки и положил на постель генералу Келлеру.