Наполеон
Шрифт:
«Моя милая Луиза, я получил твоё письмо. Я одобряю твоё решение поехать в Рамбулье, где тебя встретит твой отец. Это для тебя единственное утешение во всех несчастиях. В течение восьми дней я ждал этого момента. И я был готов к этому. Твой отец был не прав и жесток по отношению к нам, но он будет хорошим покровителем тебе и твоему сыну. Коленкур прибыл. Вчера я направил тебе копии соглашений, которые он подписал. Они гарантируют статус твоего сына. Прощай, моя милая Луиза. Только тебя я люблю больше всего на свете. Все мои беды имеют для меня значение только потому, что они приносят горе тебе. Всю свою жизнь ты будешь любить нежнейшего из мужей. Поцелуй сына. Прощай, моя Луиза. Всего тебе наилучшего.
Наполеон».
В последний раз он подписывался
Говорят, что после этого Наполеон пытался покончить жизнь самоубийством.
Она всё же ответила ему, и к 17-му числу он знал достаточно, чтобы никогда больше не говорить о встречах и поездках с женой.
Как раз вечером 17-го числа Мария Валевская стояла и ждала у двери, за которой находился Наполеон. Он был в состоянии капитана, наблюдающего гибель своего любимого корабля. С опущенной головой и с крошкой нюхательного табака на груди он взирал на угасающее пламя.
Где же Констан? Убежал, наверно, как проклятый мамелюк. Всё, всё ушло от него — и жена, и сын, и его маршалы, и его армии, и те огромные территории, которые он завоевал для Франции. И всё ушло из-за чужой глупости и злого умысла. Как многие из тех, кто имел продолжительный успех, он не мог поверить в то, что может быть разгромлен, и причину поражения видел в предательстве и обмане. Он знал, что прав, знал, что непобедим — все они думали так. Трагедия в России? Это из-за погоды. Как он мог управлять снегопадом? Падение Парижа? Это он объяснял слабоумием Жозефа и Совета, трусостью сената, члены которого охраняли свои заседания двумястами тысячами солдат. Роковую роль сыграли предательство Мармона, робость и усталость его маршалов, которые хотели домой. Если бы они дали ему шанс, он бы отнял Париж. Ему было нужно всего четыре дня. Все планы у него в голове. Он знал, что русские и австрийцы хорошо воюют, когда имеют численное превосходство. Он бы атаковал союзников, жестоко потрепал их и отошёл к Монмартру. Он поиграл бы с ними часа два, продвигаясь вперёд с тридцатью батальонами гвардии и восьмьюдесятью единицами артиллерии до одного из рубежей, лично возглавляя наступление, — что могло бы их остановить? Потом походным порядком он предполагал направиться к крепостям на Лауре и усилить свою боевую мощь людьми из пригорода. Всё это он мог бы сделать. Он может сделать это сейчас, но это будет началом гражданской войны. Он отбросил эту идею во имя Франции. Теперь всё было кончено. Он остался один, всеми покинутый. Даже его маршалы уехали домой к своим жёнам. Мария-Луиза — пленница. Что там говорил Констан? Мария — милая Мария — пришла во дворец. Это было так на неё похоже. Но он не может увидеться с ней. Никто не должен видеть его в этот тяжёлый час — обманутого и поверженного. В соответствии с договором ему оставили звание и титул. Он всё ещё был императором — императором без державы. Он должен был ехать на маленький остров, чтобы стать королём Эльбы — островка размером с кашмирский платок. Он, правивший половиной мира! Где только не были известны его победы? Где только не боялись его орлов? Какую столицу, за исключением Лондона, он не видел? Он вставал лагерем в Назарете и мог бы провести ночь в Иерусалиме; он слышал, как его горны трубят у пирамид. В Париже, Риме, Брюсселе, Вене, Варшаве, Мадриде, Москве королевские дворцы были местом его жительства. Он сместил и выслал Папу. Целый месяц он простоял на берегу Ла-Манша, готовясь к вторжению в Англию, но его нерадивые моряки сорвали его планы. Он установил повсюду справедливые французские законы, он создал величайшее королевство в истории.
Да, он прав. Он непобедим. Он был главнокомандующим в восьмидесятипяти крупных битвах и более чем в шестистах мелких. Да, все эти громкие названия останутся в истории рядом с именем сына корсиканского адвоката независимо от того, выиграл он или проиграл сражение.
Но это был финал. Во всех углах карты он оставил свои отметины, память о своих армиях. В любом из этих мест он мог бы умереть в бою со славой. Бог свидетель, он никогда не уклонялся от боя. Он мог бы погибнуть, он должен был погибнуть как высокочтимый император процветающей, мирной и объединённой Европы. А вместо этого ему предстояло окончить свои дни маленьким королём Эльбы. Эльбы! В этот момент пламя потухло.
Графиня очнулась от краткого забытья.
— Наполеон? — прошептала она.
Наполеон спал рядом с потухшим камином. Она наклонилась над ним. Он был в зелёном мундире с хорошо знакомыми ей золотыми эполетами, белых панталонах и чёрных сапогах с отворотами. Лицо его было небрито, волосы взлохмачены. Повсюду был рассыпан нюхательный табак.
Лицо его было бледным, уголки рта даже во сне были опущены. Он отдыхал, и она решила его не тревожить. Он должен отдохнуть, чтобы набраться сил. Прикоснувшись губами к выемке на его подбородке, она с любовью и мысленными пожеланиями удачи тихо прошептала: «Спокойной ночи, Наполеон». Затем она поцеловала его бледный лоб и вышла в рассветные сумерки. Огни погасли, и уже были слышны трели первых птиц. «Ты увидишь его опять», — пели они.
Глава 5
ФЛЮГЕР
На сцену выходит новый персонаж. Кем он был, полковник Кемпбелля? Героем? Негодяем? Трудно ответить на этот вопрос однозначно.
Без всякого сомнения можно сказать, что союзники первыми нарушили свои обещания. Они могли бы обойтись с Наполеоном как с бешеной собакой или чудовищем и сразу заточить на острове Святой Елены. Но вначале они решили поступить с ним как с благоразумным человеком. Царь, наиболее тактичный из всех монархов, помня их дружественные отношения в Тильзите, хотел показать «всей вселенной наглядный пример либерального отношения к поверженному врагу».
— Объединённые силы, — заявил он, — не могут оставить без должного внимания место императора Наполеона в истории Европы.
Мелочный и раздражительный император Австрии выражал неудовольствие относительно Эльбы, считая её принадлежностью своей семьи. Лорд Каслри, министр иностранных дел Англии, высказывался против всего и против Эльбы, и против сохранения Наполеону титула императора — и не подписал соглашение. Но «высокие объединённые силы» всё же заключили почётный договор и с самого начала стали его нарушать.
Предполагалось, что Наполеон будет жить в почёте, окружённый удобствами, как мелкий, но самостоятельный суверен, а не как узник. Но на следующий же день после подписания договора они отняли у него жену и ребёнка. Кроме того, перед тем как Наполеон удалился на остров, временное правительство ограбило его, хотя он с честью выполнил условия соглашения, отдав корону, ценности королевской казны и всё, что не принадлежало лично ему.
Возможно, это был не самый лучший метод научить чудовище благоразумию. По негласному договору сторон в ответ на предоставление острова Эльбы и других благ Наполеон был обязан тихо жить в своём королевстве. Однако ни в одной из статей ничего не говорилось о последствиях нарушения договора, ни у одного из Бурбонов не хватило воображения, чтобы это предусмотреть.
Наполеон полагал, что с противоположной стороны договор был беспардонно нарушен, и поэтому он мог считать себя свободным от своих обязательств. Он уже наполовину решил никуда не ехать. Его злобное ворчание раздражало власти. У дворца ещё стояли лагерем двадцать пять тысяч гвардейцев. А что, если он крикнет им: «Становись! Вперёд!» — и уведёт за собой?
Объединённые силы назначили четырёх уполномоченных для сопровождения его до побережья и защиты от возможных нападений и оскорблений. Полковник Нил Кемпбелл, уполномоченный от Англии, должен был проехать с Наполеоном весь путь до Эльбы и остаться там. Как четыре злые ведьмы, они носились и колдовали вокруг него, однако слово английской ведьмы было самым весомым. Утром двадцатого апреля, в день, назначенный для отъезда, после завтрака были собраны вещи. Все испытывали волнение. Экипажи были готовы, гвардейцы расставлены в карауле. Все гадали, поедет ли он? Наполеон послал за всеми четырьмя представителями объединённых сил, и гвардейцам дали команду «вольно».