Наполеон
Шрифт:
— Ложитесь, генерал. Вы, должно быть, сегодня за день устали. — Он поблагодарил князя Шувалова за ту речь, с которой тот выступил в Оргоне. — Мне нужны истинные друзья. Сейчас я немного не в себе.
В полночь они покинули это ужасное место. Бывшего императора Франции переодели в светло-голубой военный австрийский мундир Келлера, маленькую шапочку прусского князя, русский синий плащ князя Шувалова. Адъютант Шувалова, русский майор, облачился в одежду Наполеона, и озадаченная толпа не сказала и не сделала ничего, когда этот второй ряженый сел в императорскую карету. Тем временем Наполеон в своих интернациональных одеждах спокойно приблизился к австрийскому экипажу, ехавшему в конце процессии, и сел к генералу Келлеру. Слуге на козлах было
— Почему не начинаем? — нетерпеливо пробормотал он. — Пойте что-нибудь, генерал. Пойте!
— Я не умею петь, — сказал генерал Келлер.
— Тогда насвистывайте!
Генерал не был уверен, что умеет насвистывать, однако сделал всё, что мог. Как только лошади тронулись, из экипажа, где сидел Наполеон, донеслись тихие и фальшивые звуки австрийского национального гимна, воспринятые толпой как своеобразный вызов бывшему властителю. Поэтому люди, стоявшие рядом с экипажем, заулыбались. Остальная часть толпы недоумевала. Так им удалось спокойно отъехать.
Следующей проблемой стал выход в море. Полковник Кемпбелл был выслан вперёд, чтобы организовать для переезда на остров английский военный корабль. После всех происшествий на дорогах и встречи с той порочной женщиной на кухне и её разговоров о «купании в море» Наполеон, как никогда ранее, настаивал на этом. Он не чувствовал бы себя в безопасности на борту французского корабля.
Теперь он успокоился и немного стыдился своей слабости.
— Я предстал перед вами абсолютно незащищённым, — признался он Келлеру.
— Взбешённая толпа — это страшная вещь, — подтвердил австрияк.
Наполеон совершил множество подвигов на поле боя, во главе своих солдат. Но совсем другое дело остаться один на один с безумной толпой оборванцев, готовой избить, растоптать и растерзать его. Наполеон достаточно насмотрелся на революционный сброд на улицах Парижа и прекрасно знал, что они могут сделать. Ряд жестоких ударов судьбы до его встречи с толпой пошатнули силу духа бывшего императора.
Выслушав рассказ об этом инциденте, полковник Кемпбелл так и записал в своём дневнике: «Безусловно, он проявил такую слабость, какую нельзя было ожидать от человека его масштаба».
Но сам полковник не видел ту толпу. Он был просто мужественным солдатом и строгим критиком. Перед тем как они покинули Фонтенбло, Наполеон обсуждал с Келлером вопрос о самоубийстве.
— Я знаю, что они, — говорил он, — хотели бы, чтобы я покончил собой. Но для того чтобы жить, нужно больше храбрости, чем для того, чтобы умереть. В конце концов, я очень часто бывал на краю гибели.
Они приехали в Люие, и ещё одна Мария — Мария-Полина — весёлая, мужественная, прекрасная и капризная, любимая сестра Наполеона, встретила их на пороге замка Буледу. Ранее она была женой генерала Леклерка, а сейчас носила титул княгини Полины Боргезе. В свои тридцать четыре года она была всё ещё прекрасна: огромные тёмно-карие глаза, прямой нос и решительный подбородок с отлично очерченной линией губ, нежная кожа Корсики и тело, послужившее Канове [45] образцом для каменного изваяния Венеры.
45
Канова, Антонио (1757—1822) — итальянский скульптор-классицист.
Полина и Наполеон испытывали друг к другу самые тёплые чувства. «Если он захочет меня поколотить, — сказала она однажды, — мне будет очень больно, но я не стану сопротивляться». Но её преданность граничила с ревностью. Будучи ребёнком, она испытывала неприязнь к Жозефине, затем — к Марии-Луизе. Только к одной Марии Валевской она относилась неплохо. К Марии-Луизе она относилась порой слишком сурово, называя её за глаза «австрийское желе», но часто она грубила ей
Наполеон спешил к её замку и, войдя в него, быстрым шагом пересёк гостиную, чтобы обнять её. Увидев, как он одет — в австрийский синий военный мундир с красными и золотыми вставками и белой лентой ордена Терезы — она с ужасом вытянула вперёд руки, пытаясь отстраниться от его объятий.
— Нет, Наполеон, — сказала она, — в такой одежде я не могу поцеловать тебя — нет!
Император с покорностью вышел из гостиной, послал за своим дорожным саквояжем и переоделся. Когда он вернулся назад в своём военном костюме, сестра наконец заключила его в нежнейшие объятия.
— Полина! Ты слышала, что они сделали? Как дела? Не скучаешь? Ты ведёшь себя примерно?
— Это не имеет значения, Наполеон, но я что-то плохо себя чувствую. Как твои дела?
Наполеон рассмеялся.
— Все болезни себе придумываешь? — сказал он. — Полина, ты ведь знаешь, что так же здорова, как и я. — Родные и близкие любовно посмеивались над Полиной за её вымышленные болезни. Она часто жаловалась на боли и поэтому просила её не тревожить. Но она всегда приезжала на балы первой, на банкетах оставалась самой привлекательной и всегда последней уходила со всевозможных развлечений, а потому никто особенно не верил в её недуги. Разъезжая по всей Европе, она много времени проводила на водах, часто сидела на голодной диете, ставила себе банки и пиявок, однако всегда где-нибудь рядом был любовник. Наполеон с любовью, но достаточно сухо писал ей: «Мне так неприятно слышать, что у тебя плохое здоровье. Надеюсь, что ты ведёшь себя благоразумно, и во всём этом нет твоей вины».
Спустя одиннадцать лет она скончалась от рака, и окружающие наконец признали, что, возможно, её жалобы были обоснованны.
Наполеон остался в замке Полины на ночь. Она успокаивала и подбадривала его. Поскольку личные секретари покинули его ещё в Фонтенбло, она предоставила ему собственного секретаря, месье Рэвери, который должен был служить ему на Эльбе. Генерал Бертран был также приглашён в замок, и от него она узнала кое-какие детали их ужасной поездки. В глубине души Полина молила Бога об удачном исходе дела.
Наутро Наполеон в своём костюме, а также в лучшем настроении отправился дальше.
— До свидания, Наполеон, — сказала Полина. — Сегодня у меня нет претензий к твоей одежде. Обещаю, что приеду на Эльбу, когда я почувствую себя лучше.
Он рассмеялся.
— Тогда поехали сегодня!
Печально кивнув головой, она поцеловала его на прощание.
На дороге было спокойно, но это спокойствие поддерживалось иностранными войсками, поэтому Наполеон забился в угол, когда они проезжали сквозь два эскадрона австрийских гусар, стоящих вдоль дороги. «Что сказала бы и сделала Полина, — подумал он, — если бы поехала вместе со мной?» Наконец они увидели море; через семь бесконечных и мучительных дней они въехали во Фрежо. Здесь их ждал полковник Кемпбелл и фрегат его величества «Неустрашимый». Командир корабля, капитан Ашер, был родом из Дублина. Он служил во флоте с двенадцати лет. В свои тридцать пять он уже был ветераном, отмеченным ранениями и наградами. Дерзкие захваты кораблей и высадки на берег в маленьких лодках были его излюбленными приёмами.