Напряжение растет
Шрифт:
Простолюдины, добиваясь богатства и собирая под свою руку солдат, частенько начинают считать себя ровней благородным. Это заблуждение легко проходит в битве, когда Сила, заключенная в древней крови, планомерно отнимает жизни врага огнем или водой, землей или воздухом. Она доводит до суеверного ужаса, до паники и бегства…
Но дело в том, что у простолюдинов, добившихся богатства и собравших под свою руку солдат, очень быстро появляются благородные хозяева. Игнорировать требования такого уровня уже не получается. Отчего-то Виктор не сомневался как в наличии хозяев,
В таком деликатном деле никто не пойдет в суд, не станет выслушивать историю о коротком замыкании в одном из перекачивающих насосов, опрашивать обескураженных капитанов, технический персонал или читать спасенный корабельный журнал. Экспертные заключения с десятком штампов столичных лабораторий останутся невостребованными. Все ограничится личной беседой, роли в которой расписаны, а ответы на любые доводы известны заранее.
У вас короткое замыкание? Вы плохо следили за кораблем, это ваша вина. У вас нештатная ситуация? Вы отвечаете за нанятый персонал. Вы подозреваете диверсию? В ваши обязанности входила защита груза.
В самом деле, зачем ворошить бумаги, если сильный уже знает выгодное ему решение? Слабому же остается выбирать между смирением и безнадежной схваткой.
Какую роль – сильного или слабого – доведется ему примерить?
Впервые Зубов пожалел, что его род так и не вошел ни в один клан, выбрав вместо стабильности и защиты независимость и возможность вести дела с кем угодно. Метаться в поисках господина поздно – никто не любит, когда на его порог приходят с проблемами. Его, разумеется, возьмут, но заберут в клановую казну едва ли не больше того, что могут потребовать хозяева груза.
Как бы пригодился сейчас живой виновник, способный говорить и каяться! Чтобы не глупая техногенная катастрофа была всему виной, а человек! И очень хорошо бы – из числа старых врагов его деловых партнеров, чтобы вместе с его головой отсечь все претензии в его, Зубова, адрес! А может, все-таки найдется?
– Сережа, данные с камер достали?
Референт звучно откашлялся и пошелестел страницами блокнота.
– Виктор Александрович, записи со всех камер близлежащих зданий собирают представители княжеской охраны. Они обещают поделиться.
– Когда? – встрепенулся тот.
– После того как порт будет очищен от нефти и наших кораблей, – с капелькой вины в голосе доложили ему.
– А на наших кораблях не было камер? – раздраженно гаркнул Зубов.
– Были, Виктор Александрович.
– И где они?
– Так это… Половина утонула, половина сгорела, – растерянно сглотнув, вымолвил референт.
– Возьми наличные и обойди все магазинчики, все банки, все заведения в этом районе, где есть камеры, – прикрыв глаза, распорядился босс. – Затем с помощниками выстроишь картину всех перемещений каждого человека в часовом интервале от момента происшествия. Бегом!
Почему им надо рассказывать, как делать их работу?! Или он слишком нервничает? Зубов оправил рукой белоснежную рубашку в районе сердца и на минуту оставил там ладонь,
– Виктор Александрович, к вам приехал сын, – тактично подождав, когда господин тряхнет руками после долгой неподвижности, сообщил подошедший слуга, поворачивая голову в сторону двух черных седанов возле заграждения, час назад выставленного у въезда в порт.
Зубов невольно улыбнулся, но тут же собрался и зорко осмотрел пространство вокруг. Порт окружали три круга людей, и если первый – из числа его слуг и работников, выгребавших черную муть с берега – его устраивал полностью, а третий был достаточно далеко, чтобы его разглядеть, то второй круг с портовыми рабочими, временно оставшимися без дела, не совсем соответствовал тому, что можно показывать восьмикласснику.
– Разогнать зевак, подмести асфальт. Затем веди, – повернулся он обратно к воде.
Зубов не был тут хозяином, но и тех, кто мог ему об этом напомнить, тут тоже не было.
Позади раздавались окрики разозленной охраны, сгонявшей недовольных и резких характером мужиков к ограждению. Зашуршали несколько метел, сметая в сторону пластик бутылок и окурки.
Грязь этого мира, видимая и скрытая – не для его сына. С возрастом ему придется столкнуться с разными сторонами жизни, не все открытия будут добрыми. Тем ценнее детство, беззаботное и счастливое, организовать которое вполне под силу его отцу. Втайне даже от себя Зубов-старший искренне надеялся, что жизнь его первенца пройдет в офисе, а не в забегах по всей стране, что налаженное дело освободит от необходимости влезать в темные дела. Хватит, отец всю жизнь карабкался вверх, пытаясь обеспечить себе герб и замшелые бумаги с привилегиями, на которые все плевали, капиталами и боевой силой – достаточной, чтобы его вновь начали звать на рауты как равного, а дарованное прадедам право беспошлинной торговли было узаконено. Пусть сын просто живет, без потрясений и войн, без голода и крови, преумножая величие рода из кресла своего кабинета. Но для этого предстояло еще немало потрудиться.
– Привет, – буркнул сын, скрывая за угрюмостью волнение.
Виктор Александрович улыбнулся, рассматривая свою будущую копию – такого же основательного на вид и непростого характером парня. Правда, еще умеющего смущаться и испытывать чувство вины – за полоску пластыря на носу, к которой невольно потянулся, за проигранную драку, после которой эта полоска появилась.
– Подранили тебя сегодня, а? – подмигнул он сыну и получил несмелую улыбку в ответ. – Голова не болит? Не кружится?
– Нормально, – дернул тот плечом. – Адам Георгиевич смотрел.
– За что воевал? – полюбопытствовал отец, с удовольствием взъерошив сыну волосы.
– Да там, – отклонился в сторону Пашка, освобождая голову из-под отцовской руки и неохотно отвечая куда-то в сторону. – Погорячился.
– Павел Викторович! – построжел Зубов-старший.
– Новенький у нас в класс пришел. Ходит, смотрит на всех свысока, – забубнил под ноги сын. – Как будто мы ему слуги, а он император.
– А имя у твоего новенького есть?