Напряжение
Шрифт:
Со стен домов взывали к борьбе плакаты: «Враг у ворот Ленинграда. Не жалея сил и жизни, отстоим родной город от проклятых гитлеровских разбойников!», «Все силы на защиту родного города! Ленинград врагу не отдадим, чести своей не опозорим!». На одном женщина с ребенком на руках с гневной ненавистью смотрела на фашистский штык, поднесенный к ее груди: «Воин Красной Армии, спаси!»
У Калинкина моста с башнями и цепями Бенедиктова обогнала колонна покрашенных белилами и разрисованных елочками тяжелых танков. Люки в танках были открыты. В головном на полкорпуса возвышался над башней танкист в шлеме и с красным флажком в руке. Поравнявшись с Бенедиктовым, он широко улыбнулся,
Войдя в отделение, он узнал за столиком дежурной крикливую, придирчивую старуху медсестру, с которой у него в прошлый раз возник небольшой конфликт.
– Отдавайте мою суженую, не скрывайте, выписывайте, - веселым голосом сказал он, давая понять, что не помнит столкновения, и заглядывая в коридор, откуда должна была появиться Тася.
Старуха с надвинутой нижней губой на верхнюю подняла водянистые глаза и быстро опустила, не двигаясь. Не желая напоследок портить отношения, но и начиная злиться, он продолжал шутливым тоном:
– Или она вам слишком понравилась? Имейте в виду: дарить ее я вам не…
Дежурная покачала головой - он оборвал фразу на полуслове.
– Таисия Владимировна умерла сегодня ночью…
– К-как?
– страшным шепотом проговорил Бенедиктов, наклоняясь к медсестре.
– Вы что-то перепутали!.. Ее же должны были выписать!..
Та продолжала качать головой, как фарфоровая игрушка, и Бенедиктов отпрянул, почувствовав враз неимоверную слабость в ногах и усталость.
– Вы сядьте, сядьте, - засуетилась вдруг старуха и закричала: - Виктор Николаевич!.. Виктор Николаевич!
Как сквозь мутное стекло Бенедиктов увидел крупного мужчину в белом халате. Вербицкий? «Такой медведь, но в душе жуткий добряк…»
– Мы сделали все, что могли в этих условиях… Сердце… У нее ведь был митральный порок сердца. Вы знали об этом?
Бенедиктов устало кивнул. Хотел сказать, что из-за порока ей не разрешали иметь детей, но не смог.
– Вот оно и не выдержало нагрузки. При дистрофии это бывает, и довольно часто.
Бенедиктов повернулся, толкнул дверь, выронил сверток в снег, не заметил…
Своим умением разгадывать человеческие души Дранишников мгновенно почувствовал, что с Бенедиктовым что-то неладно, хотя тот вошел к нему в кабинет, ничем не нарушив уставной ритуал.
– Что с вами?
– неспокойно спросил Дранишников, подходя и проницательно вглядываясь в пустые глаза капитан-лейтенанта.
Бенедиктов сказал. Дранишников опустил голову. Оба долго молчали. Потом Дранишников вдруг обнял Бенедиктова за плечи, крепко, по-мужски.
– Сознаю, что вам не нужны сейчас никакие слова, даже соболезнования. Слова - это только слова… Мужайтесь, Всеволод Дмитриевич. Может быть, больше, чем кто бы то ни было, сочувствую вам и понимаю ваше состояние, потому что сам пережил… (Пауза, Дранишников вздохнул тяжко.) Вот так же, в один день я потерял всех своих самых дорогих и близких… Отца, мать, жену, двоих ребят.
– Бомба?..
– Если бы бомба!.. Хуже… - Помолчал, словно раздумывая, говорить или не говорить. Не выдержал под влиянием минуты.
– Жена с детьми поехала на лето к моим старикам за Гдов. Не выбрались, не успели. Нашлась какая-то мразь, донесла жандармерии, кто у этого семейства сын,
– Надо пережить, Всеволод Дмитриевич. И мы переживем! Мы с ними расквитаемся. За все. Справедливость восторжествует, иначе быть не может… Когда-нибудь люди узнают; что они с нами делали, как истребляли только за то, что мы коммунисты… - Опять помолчал, затем - тихо: - По всем законам - человеческим и административным - я обязан дать вам отпуск, хотя бы на три дня. Но не могу: завтра нам с вами предстоит серьезнейшее дело. Может быть, это и к лучшему для вас - лучше с людьми, чем одному. Идемте к Арефьеву, он хочет с вами поговорить.
25. НЕСОСТОЯВШАЯСЯ КОМАНДИРОВКА
Накануне командир части, одутловатый, суетливый капитан второго ранга, вызвал к себе Богачева и приказал отправиться с утра в командировку на завод, который задерживал поставки запасных частей к кораблям и требовал компетентного специалиста для уточнения графика.
– Вот сукины дети, вот подлецы!
– подпрыгивал на стуле капитан второго ранга.
– График им не угоден, ими же утвержденный. Видали?.. Вы уж, Борис Владимирович, там с них… - потряс обоими кулаками перед собой, не подобрав слов.
– Я на вас надеюсь. Нажмите на Федотова, сходите к Гальперину, к Гродненскому, нажмите, где можно, вы ведь всех там знаете. Обрисуйте обстановку, и пусть не выкобениваются, иначе будут иметь дело с Военным советом.
Документы были готовы, подписаны, и утром, в половине восьмого, Богачев пошел, ковыряя ногами рассыпчатый снег. Завод был номерной, Энский, как писала «Ленинградская правда», и находился в другом конце города.
Час десять минут спустя в том же направлении выехала пятнистая «эмка». Рядом с шофером, старшим краснофлотцем Мишей, малым разбитным, сидел хмуро сосредоточенный Дранишников; сзади утонули в мягких сиденьях Бенедиктов и лейтенант Перепелка, молодой оперативник. Все молчали, за исключением Миши, который с показной лихостью крутил баранку и рассуждал об удобстве ездить по городу, когда в нем нет транспорта.
Машина миновала Смольный, Охтинский мост, вышла на проспект, бывший в далеком прошлом Шлиссельбургским трактом. В пожиравшей его тоске Бенедиктов старался не думать о своих бедах, сосредоточиться и смотрел сквозь стекло на белую ленту Невы, серенькое небо, пустую, без прохожих, улицу с вымершими, похожими на призраки невысокими домами.
– Вон он идет, - сказал Дранишников.
– Внимание!
Вдали маячила одинокая покачивающаяся фигура.
Миша вытянул до отказа пуговку подсоса горючего. Машина стала терять мощность, под капотом зачихало, из глушителя посыпались искры. Не давая мотору заглохнуть, он восстановил обороты и повторил тот же фокус. Так, тарахтя и чихая, «эмка» прокатила мимо Богачева и метрах в трехстах от него остановилась.
– Гордый, подвезти не просит, - весело сказал Миша, вылезая на мороз.
Он поднял капот, стал для видимости копаться в движке. Бенедиктов и Перепелка тоже вышли и склонились над ним.
Когда Богачев поравнялся с машиной, Миша проворно подошел к нему, козырнул с флотским шиком:
– Товарищ майор, разрешите обратиться. У вас не найдется спички?
– Спички?.. Должно быть, найдется.
– Богачев опустил руку в карман, достал коробок.
– Мне даже горелую можно, проводок высокого напряжения поддержать в трамблере.
– Говоря, Миша подкидывал и подхватывал на лету коробок, невольно увлекая Богачева к машине.
– А у нас ни у кого… Как в монастыре: все некурящие.