Нарисуем
Шрифт:
Такой тонкий и доверительный разговор – он был явно в этом уверен – должен был полностью очаровать меня… но я очаровался не полностью.
– Но если бы они не жили там, мы, – хотел грубо сказать «ты», но не решился, – не могли бы жить здесь.
– Полностью с вами согласен! – Он развел руками: мол, о чем тут спорить?
Она, однако, недолго терпела его «соло».
– Скажите, вы любите живопись? – жестко спросила она меня. Экзамен?
– Обожаю! – воскликнул я. – Особенно раннее Возрождение, Джотто!
На мою любимую тему вышла!
– Тогда давайте напишем об этом книгу. Геннадий, – довольно сухо назвала Ланского (хорошо хоть Гуней не
Быка за рога!
– Необходимые материалы, а также издание в лучшем издательстве я гарантирую… Вы в общежитии? Я вам позвоню.
Повод для встречи? Или – на самом деле? Сердце заколотилось. Вот как тут делаются дела! У Кузьмина с Пекой дела тоже, видать, шли неплохо – гогот в доме нарастал.
– А можно, мы с Пекой напишем? – пробормотал я. Соавтора не могу бросать!
Она резко поднялась.
– Что-то стало холодно! – произнесла и пошла в дом.
Навстречу, хохоча и обнимаясь, вышли друзья-горняки.
– Ну ты, Пека, липкий, как плевок! – восторженно говорил хозяин. – Будет тебе насос.
При слове «насос» лицо ее исказилось.
– Извини, папа, хочу покинуть твоих гостей.
– Так что Петрович, младенцем еще, напрыгался на коленях у вождей, пока те портфели свои ждали…
– Это ты уже говорил.
Мы в лучших наших нарядах валялись на истоптанном, мусорном берегу извилистой Яузы.
– Дед его кожемякой был…
– Но твои дети кожемяками не будут! – вдруг вырвалось у меня.
– Думаешь?
– Уверен. Зачем ты так долго про насосы там говорил?
– Так думал: после насосов – к ней.
– Надо было, видимо, в обратном порядке.
Да, тупик.
– А как тебе Гуня наш?
– Ну… – я старался быть осторожным, – знающий человек.
– Прям в ж…е лампочка! – Пека вспылил.
Вечером кто-то постучал. Пека, рванувшись, отворил дверку лбом.
Прекрасная комендантша!
– К телефону, – надменно проговорила она.
– Меня? – произнес Пека.
– Вас! – Длинным янтарным мундштуком она указала на меня.
Я энергично выполз. Поглядел на нее. Да-а, наряд… Похоже, звонок – лишь повод. Судя по тому, как она, играя ногами и изредка оборачиваясь, шла по коридору, так и было оно! Хотя и звонок, конечно, имелся: как часто бывает в жизни – все качается, еще не зная, куда упасть. Наполовину уже войдя к себе, лаская рукой ручку двери, она смотрела на меня… Тупой? Да, пожалуй. Не успеваем тут. Строить сюжет сценария из жизни в этой общаге ни к чему.
– А где телефон-то? – тупо произнес я. Глянув на меня, она презрительно ткнула мундштуком в сторону тумбочки у проходной. Вот так вот! Надеюсь, этот звонок – спасительный. Хотя нельзя вешать столь большие надежды на случайные звонки.
– Алло! – на всякий случай радостно сказал я, схватив трубку.
– Ты куда ж запропал?
Мама! Благородно я не свернул в сторону!
– Еле тебя нашла.
Все время экзаменов, до последнего дня, жил я у них, в двухэтажном кирпичном флигеле, в глухом, заросшем полынью московском дворе. Там и бабушка жила, и тетя. Теперь и мама с моей сестрой и мужем ее, внучку холит. А я вот повелся за Пекой и все забыл.
– Ты хотя бы вещи забрал, а то я волнуюсь, что с тобой?
Все мои вещи – … да клещи. Да, крепко Пека уже въелся в меня!
– Куда опять пропал? Не слышу тебя.
– Мама, у меня все о?кей! Поступил! И сразу – дела. Но заскочу обязательно. И вещи, конечно, возьму.
«Все мои вещи…»
– Тьфу! Это я не тебе. Договорились, зайду.
Вот и отдых!
Я шел по коридору обратно – и, как показалось мне, очень долго шел – многое успел перечувствовать. Комендантшина дверь была приоткрыта… Не успеваем! В следующий раз. Вот и наша конура. Приостановился. Что сказать Пеке? Всегда надо так – чуть приостанавливаться, прежде чем открыть рот. Может, в порядке исключения – правду? Порой и она работает хорошо. Но нет – лучше вымысел. Вымыслом легче управлять – и потом можно лучше его приспособить для любых ситуаций.
– К маме надо зайти, – озабоченно произнес я. – За вещичками.
И успокоился. Вроде бы и правду сказал. Но все равно это – версия. Управляемая. Ведь не за вещичками же я на самом деле иду. А зачем? А за тем, что получится. Полная свобода! В ликовании шел! Могу так, а могу – этак. Счастье! Во дворик зашел. Сел на дряхлой скамейке у сараев, в невидимом из наших окон углу двора, окруженный со всех сторон зарослями полыни. Солнышко накаляет лицо. Раскинулся на скамейке в блаженстве… Во!
Сколько же я хожу в этот дом? Когда еще бабушка тут жила. Вот о бабушке мы сейчас и поплачем. Последний раз я ее видел именно здесь – шел через двор, и она весело махала мне из окна. С этого узорно-кирпичного флигеля и началась для меня Москва. А без нее жизнь была бы неполной, по-ленинградски скукоженной. Все самое важное – в Москве, тут я, в одиночестве, определял себя. Помню, я приезжал сюда еще школьником – вырваться из мучившей меня школьной, а потом и домашней жизни, где ссорились и расходились мать с отцом. А тут – тишина. Залитый солнцем пустой двор, потом вдруг звуки рояля и рулады знаменитого тенора из соседнего окна. Это не нарушало моего блаженства, напротив, усиливало его. Потом приходила бабушка с рынка, всегда радостная, оживленная… вот человек! «Чего я тебе принесла-а-а!» Стол посреди комнаты, вся мебель в полотняных салфетках с вышивкой, по краям с так называемой «мережкой». На диване упругие, с бодро торчащими «ушами» маленькие подушечки с яркими ромбами, вышитыми «болгарским крестом». Бабушка уходит на кухню – «готовить сюрприз», и я снова в солнечной тишине. Рай! Увы, утраченный – бабушки тут больше нет. Вот о бабушке мы сейчас и поплачем – я сладостно чувствовал восходящие слезы. Закинул лицо… и они потекли едкими извилистыми тропинками.
Ну? Зайти?.. Нет. Увязну! Работа ждет. Душою чуть прикоснулся – и пошел. А вещи мои…
Отлично отдохнул! И как верно все просчитал. Бодрый, я возвращался к Пеке – чувствую, сил с ним нужно будет еще немало.
– Откуда это ты такой счастливый? – Он завистливо пригляделся.
– Есть места! – проговорил я таинственно.
Пусть не надеется, что съест меня целиком. Скорее я его съем.
– Ну, придумал что-то толковое? – резко спросил его.
– А чаво?
– С тобой все ясно… Глубокий, освежающий сон.