Нарисуем
Шрифт:
– Во! – Пека характерным жестом гулко хлопнул ладонью по сгибу руки.
– И она это видела?
– Нет, – Пека с сожалением произнес. – Так догадалась.
– Так чего мы идем?
– Так а ты на что? Разберись!
Поручил мне ответственный участок. Я-то думал, что я на нем еду. А фактически – он на мне.
– Так ты с той поры не показывался, что ли, ей? – какой-то я нездоровый интерес ощутил к делу.
– Почему? Заезжал к Кузьмину по делам.
Понимаю: шнеки, резцы.
– И дочерью интересовался, – подсказал я.
– Ну – когда время было, – скупо подтвердил. –
Большие полномочия дает.
– Во ВГИК этот поганый она направила меня!
На «поганый» я обиделся.
– А другой дочери, попроще, у него нет?
– Для тебя, что ли? – добродушно спросил.
– Да нет. Для тебя.
– Нет, – произнес грустно.
– Тогда, может, выждем? Закончим ВГИК…
– Да понимаешь, какое дело… – стал репу чесать.
Производственная необходимость?
– Тут еще нарисовался жених.
Задача осложняется.
– Кто такой?
– Да сам же я его прислал!
– С какой целью?
Пека мучительно чесался, – затрудняясь, видимо, назвать цель.
– Ну, поступила к нам жалоба… в партком, на руднике.
Издалека идет.
– От Виолетты, ночной уборщицы нашей. Обидел ее молодой специалист. Виолетту любили у нас. Вызываем. Раньше не видел его – сразу после института к нам в рудоуправление прислан. Надо б мягче с ним. Спрашиваю его в шутку: «Что же ты? К тебе ночью подходит дама – и ты не знаешь, как с ней вежливо обойтись?» «Отстаньте от меня с вашими ночными дамами!» – вдруг закричал. Вижу – не вписывается паренек. Находится вне компании. В наших условиях так не проживешь. Дано не каждому. Ладно, написали направление в аспирантуру ему. Свою тему ему отдал, «горение руд», и все наработанные связи мои, Кузьмину письмишко… И вот – притулился он, мелкими услугами промышлял. Защитился, в министерстве работает… И тут место забил.
– Пробился, значит?
– Так у него родни тут полгорода! Коренной москвич. Знатного рода. Тут у него целый клан. Оказывается, ночью тогда, в раздевалке, он сценарий писал. Ну… когда Виолетта подъехала к нему.
Еще один сценарист?
– Да ты видел его, – вздохнул Пека.
– Я?!
– Да возле сортира приставал к тебе.
– Возле какого сортира?
– Во ВГИКе же! Ну ты тупой.
– Ланской?!
– Сообразил наконец-то!
Да… Крепких он себе подбирает соперников!
– А она что?
– Да говорю тебе – только ранний Ренессанс интересует ее.
– Да-а. Надо было, видимо, до Ренессанса брать.
– А ты на что? Разберись.
Поставил, считай, начальником участка.
Мы прошли Кожевенную слободу, свернули в Сыромятническую. В простое место Пека не поведет!
– И на руднике голова кругом, а тут еще эту проблему надо решать! Ну ты, в общем, прикинешь тут все.
Спецзадание! Мы прошли Сыромятническую слободу, свернули в Сыромятнический тупик. Только еще этого тупика нам не хватало!
– Явился! – радостно закричал хозяин, увидев Пеку.
Я почему-то представлял Кузьмина маленьким и надутым, а он был сутулый, веселый,
– Он же ведь каторжник! И отец каторжник его! Думаешь – чего он сюда пришел? Ограбить кого-нибудь! – радостно сообщил Кузьмин, почему-то мне. – Инка, выходи!
И вышла она… Царевна!
Да-а. Теперь мою музу уже не Риммой зовут.
Пека бодрого тона не поддерживал, свесив косую прядь, играл желваками. Но и она, что меня безусловно порадовало, Пеку встретила значительно холоднее, чем ее отец. Мать ее была, оказывается, северянка, прожила недолго… Ну почему все не в те руки идет?! Кроме Пеки, тут еще и Ланской, блистательный наш теперь сокурсник. И Кузьмина, как я понял, правая рука. А Пека о нем: «Стоял у сортира!» У сортира, скорее всего, нам придется стоять… Ланской сочувственно мне кивнул. Но хозяин почему-то гадкого Пеку предпочитал.
– Так что, Инка, берегись! – ликовал папа.
– А с чего ты выдумал, что он ко мне? – холодно произнесла она. – Это у вас, кажется, дела?
Крепкая дочурка.
– Дела у нас, да! Он у нас такой – парень жох! Криво не насадит! – любовался хозяин неказистым, на мой взгляд, Пекой. Я испугался, что при словах «криво не насадит» она зардеется… но не дождался.
– Ну пойдем, – жадно сказал Кузьмин Пеке. – Намурлыкаться успеешь еще.
Но тот, похоже, мурлыкать и не думал.
– Момэнт! – Пека поднял костлявый палец, жест этот, как понял я, адресуя невесте.
– Гуня, развлекай гостя пока, – приказал хозяин Ланскому.
Да, судя по обращению – он совсем домашний у них.
– Пека, конечно, – усмехнувшись, Гуня сказал, – вам рассказывал свою версию моего появления тут?
Это «конечно» мне жутко не понравилось, мол, «о чем же вам еще говорить с Пекой, как не обо мне? И, конечно, Пека не из тех благородных людей, что умеют хранить сокровенное…» Нехорошо так оценивать моего соавтора!
– Не припоминаю, – сухо проговорил я. Но его высокомерие даже не заметило моего.
– Эти люди… – еще один неслабый тычок! – удивляются, почему мы не глушим их бормотуху и не заримся на их уборщиц? Им это кажется непонятным – и мы автоматически попадаем в разряд чужих. И наступает реакция отторжения. – Он вздохнул.
Вербует меня в сторонники!
«Но для тебя эта «реакция отторжения» неплохо прошла!» – враждебно подумал я.
– И в последнее время такое хамство чуть ли не пропагандируется официально!
И у него, видимо, наболело на душе. Раньше бы я с ним и согласился – но на конкретном этом примере согласиться не мог.
– Да я и сам не из дворян, – буркнул я.
Ланской понимающе усмехнулся – мол, не в титуле дело, мы с вами прекрасно понимаем, о чем речь.
Из открытого окна вдруг донесся гогот Пеки.
– Мне кажется, – тонко усмехнувшись, произнес Ланской, – Кузьмин сознательно его держит таким дикарем. Такой ему время от времени и бывает нужен.
Странно, что разговор этот при Инне идет и она не реагирует. Согласна с ним?
– Этим людям, – второй уже раз термин такой, – нравится жить там и так, как они живут. И Кузьмин пользуется этим.