Нарисуй узоры болью...
Шрифт:
– И неужели в этом тоже виноват я?
Сарданапал говорил очень грустно, но женщина не стала его разубеждать. Она опустила голову, глядя куда-то на землю и словно пытаясь заставить себя успокоиться, но ничего не получалось.
Ненависть разрывала её на мелкие кусочки, заставляя сердце останавливаться и биться немного медленнее, чем ему было положено – это так больно и так отвратительно, а она ничего поделать не могла.
– Да, возможно, - кивнула женщина. – Все мы виноваты, да, но… Неужели не было ни одного варианта, чтобы избежать
– Мы должны были сохранить жизни людей! – упрямо повторил Сарданапал.
Не обращая внимания не женщину, он подошёл к огромному дубу, уже наполовину усохшему, который словно никогда и не жил, и попытался обнять его. Несколько зелёных листочков, которые росли уже где-то высоко-высоко, словно в ответ на подобную нежность неслышно затрепетали на ветре.
Сарданапал попытался было получить энергию у этого дерева, но это тоже казалось кражей, вечной кражей.
– И много мы сохранили? – Горгонова горько улыбнулась и остановилась у другого дерева, молодого, сильного граба.
Она опёрлась о него спиной и прижала ладони к коре, чувствуя, как молодая сила перетекает в её бессмертное тело.
Убить бессмертного можно ножом или ядом, ударив или столкнув с обрыва, если это не некромаг, но бессмертный никогда не умрёт сам по себе.
Она так хотела жить!
Пусть даже в клетке, глядя внимательно на смерти кого-либо другого, а тут оказалось, что это практически невозможно.
Она так хотела жить, что дерево от одного её прикосновения начинало ссыхаться, словно старик.
– Как ты можешь! – воскликнул Сарданапал. – Даже одна жизнь бесценна…
– Не бесценнее тех тысяч, которые умерли во время “Тибидохса”. А всё почему? Потому что вы пожалели эту дрянь, пожалели!
Каждый год только Тибидохс забирает почти двадцать жизней. А остальные? Сколько людей умирает от того, что просто не может бороться, от того, что тирания Чумы переступает уже через всевозможные границы слишком настойчиво и быстро, так, что ничего не остановишь.
Вокруг слишком много разрухи, которую невозможно остановить, пока они там, в проклятой клетке, потому что пока что некому – но ведь каждая жизнь, даже жизнь Чумы, для Сарданапала бесценна!
Нет. Вместе с ним никого никогда не победишь, он обязательно утянет с собой на дно и позволит там умереть, лишь бы кто-то один ещё немного пожил, пожертвовав миллион жизней.
Сколько людей полегло!
– Отойди от дерева! – оттаскивая её, словно непослушную девчонку, воскликнул Сарданапал. – Ты его убиваешь!
Она оглянулась и с некоторым удовольствием поняла, что граб практически полностью высох, а она наконец-то полна сил и энергии, пусть даже не своей, а немного одолженной у кого-то другого.
– Это ведь всего лишь растение. Если б мы могли остановить Чуму, оно бы только порадовалось, что принесло себя в жертву, - пожала плечами Горгонова. – Разве ж это не логично?
– Причём тут логика?! – возмутился Сарданапал, глядя
– А что?
Горгоновой так хотелось ещё немного получить силы, чтобы наконец-то оказаться цельной, чтобы иметь силы сражаться. Ведь Чума должна будет её отпустить, если она выиграет в этих проклятых играх.
А когда она выберется, то разрушит “Тибидохс”, и никто больше не будет ей мешать, никто не будет убивать молодых ребят, никто не отберёт больше у людей жизнь, никто, никто!
Сколько страха, сколько кошмара, который буквально накрывает с головой, не давая ни единого шанса выжить и остаться цельным, настоящим.
Она возьмёт с собой в жизнь ещё как минимум троих, не стоит переживать. И тогда всё будет хорошо.
А Сарданапал всё равно не прав.
…Горгонова уже столько лет не пользовалась собственным волшебством, но сейчас наконец-то смогла. И дерево, огромное, но уже иссохшееся, упало, прямо на Сарданапала упало.
– Меди! – вскричал он, пытаясь как-то отбросить его в сторону и выбраться на свободу. – Меди, помоги, мне надо немного…
– Простите, - выдохнула она, доставая нож, который отыскала там, среди порталов, и всё-таки умудрилась сохранить. – Простите, но иначе у меня не получится спасти то, что осталось от этого чёртового мира.
Сарданапал даже не успел вскинуть руку, а она с силой всадила нож в его сердце, наблюдая за тем, как мужчина несколько раз дёрнулся и замер.
– Простите.
Она победит в “Тибидохсе” и сможет обеспечить счастливое будущее всем, кого только вытащит отсюда. Вообще всем.
Сарданапал всегда говорил о том, что он готов пожертвовать собой – а она не готова, но она сделает куда большее, чем просто оставит глупую жертву в виде собственного бренного тела. Нет, она выиграет эти игры и сможет наконец-то победить отвратительную Чуму-дель-Торт, а так же спасёт всех, кого ещё можно спасти. И мир будет счастлив, предельно счастлив.
Мир будет наконец-то, спустя столько лет, совершенно свободен, а Сарданапал с того света будет смотреть на неё.
Смотреть и гордиться своей ученицей.
***
Бейбарсов провёл кончиками пальцев по поверхности магического зеркала. По его поверхности пробежала рябь, на мгновение продемонстрировавшая Глебу собственный вид.
Он усмехнулся и прищёлкнул пальцами – собственное отражение парня интересовало меньше всего на свете, разве что его глаза стали ещё немного чернее, чем прежде, что могло означать только прогресс некромагии. Но это пустое, сейчас его подобные факты не интересовали.
Скоро наступит край, и он окончательно превратится в безжалостное чудовище – но это всё абсолютная ерунда, Глеб даже не особо обращал внимания на то, что происходило с ним самим – просто скоро закончатся проклятые игры, и не будет больше ничего, что превратит его в сплошной комок мрака.