Нарисуй узоры болью...
Шрифт:
– Только мы очень заметные тут! – воскликнула Лиза.
У неё в голове уже появился какой-то план, и она практически придумала, что надо делать, вот только, кажется, её могли и не послушать.
А жаль.
– Да? И что же сделать? – Гроттер посмотрела на неё с некоторым презрением и уж явно очень недовольно.
– Спрячь свои волосы.
– У меня нет капюшона.
– Тут полно болота.
Гроттер фыркнула, словно издеваясь, а после, посмотрев на Валялкина и на Елизавету с предельным недовольством, направилась куда-то к реке. Она взяла в руку немного
Мгновение – и грязь буквально стекла по ним на землю.
Казалось, ей стоило закрыть глаза – и зелень пробивалась бы даже из-под густых ресниц. Да и красивые волосы теперь словно ещё ярче светились.
– Ещё пару раз я помаскируюсь, и всё, меня можно будет увидеть только сквозь очки. Солнцезащитные.
– Твои волосы так сияют… - Лиза прикоснулась к своим, достаточно редким, светлым и тонковатым.
Она хотела бы, чтобы у неё была такая же густая шевелюра, как и у Тани, правда, всё же не тогда, не в тот момент, когда они пребывали здесь.
“Тибидохс” – место, где надо быть мобильным и более чем незаметным, чтобы никто не успел тебя убить.
Это залог успеха.
Тем не менее, когда она, Лиза, выиграет, то попытается сделать себе именно такие, рыжие волосы.
А она выиграет.
В нужный момент Гроттер станет первой жертвой, которой она поспешит воспользоваться как можно скорее.
Умрёт.
========== Боль пятнадцатая. Постороннее вмешательство ==========
Горгонова была уверена в том, что противодействовать сильному волшебству она долго не сможет. В любом случае, большую часть собственной силы она безвременно потеряла, и не было теперь никакого смысла грустить по тому, чего больше нет. Она, впрочем, попыталась бы вернуть магию, если б такая возможность была, но на “если” сейчас полагаться не получалось – к тому же, она чувствовала, что сил не хватит ни на одно толковое заклинание.
Магический вихрь, закрутившийся вокруг, явил ей и Готфриду силуэт какого-то практически незнакомого мага.
Женщина не могла сказать вот так сразу, кто это, а вот Бульонский всё равно полушёпотом выдохнул “некромаг”, а после попытался вновь налететь на Горгонову.
Некромаг наконец-то появился – и вправду, даже его внешность напомнила Медузии о том, какое кровавое прошлое было у игр и у их смотрителей. Отвратительное ощущение дежавю заставило её содрогнуться и испытать какую-то капельку ужаса, с которым она просто не могла бороться.
У неё не было для этого сил.
Парень вскинул руку, в которой моментально застыл буквально сгусток энергии, сильной, собравшейся в единое целое некромагии, которой не было сейчас ни конца, ни начала – сплошные натянутые электросети неимоверно могущественного волшебства.
Бейбарсов усмехнулся, внимательно глядя на них, и отскочил куда-то в сторону, когда Готфрид вновь метнул своё копьё, пытаясь достать до некромага.
Казалось, для оного не составило никакого труда отпрянуть, и тогда копьё впилось в землю совсем рядом с Медузией, пришпилив её к грунту за край одежды.
Бульонский, игнорируя
Горгонова потеряла всё, что можно было бы величать здравым смыслом – она решила, что так будет лучше.
Так будет легче.
У неё возникало отчаянное желание воспользоваться волшебством и как можно сильнее ударить Бульонского ещё раз, но Готфрид слишком сильно сжал её горло…
А после вдруг всё прекратилось.
Некромаг провернул собственную трость, отбрасывая в сторону Бульонского, и тот лежал на земле, не имея ни единого шанса подняться и хоть как-то воспротивиться всему происходящему.
Горгонова громко рассмеялась, запрокинув голову и глядя на синее-синее небо, словно надеясь на то, что это могло бы иметь хоть какой-то результат.
Некромаг презрительно скривился, словно демонстрируя таким образом всю глупость её действий, а после взмахнул рукой.
Только в этот момент наконец-то она осознала, что не имеет ни единого шанса шевельнуться, равно как и Готфрид.
Её путы были точно такими же – невидимыми и невыносимо крепкими. Справиться со всем, что тут происходило, ей было не под силу.
Невыносимо болезненное волшебство заставило запрокинуть голову и внимательно рассматривать деревья.
– Неужели нельзя запомнить, что когда волшебник теряет большинство собственных сил, он не должен сражаться с теми, у кого та магия всё ещё сохранилась? – презрительно протянул Бейбарсов, глядя на неё с определённым оттенком ненависти, который, впрочем, показался Горгоновой достаточно логичным.
В конце концов, нельзя сказать, что она сделала много чего хорошего кому-либо, да и “Тибидохс” – теперь только её заслуга.
Теперь только её, потому что Сарданапал умер.
– Ты не мне должен мстить! – прохрипела она, умудрившись наконец-то победить заклинание немоты. – Не мне, а ему! Он был создателем, а я – лишь наивной дурой, которая согласилась поддержать этот чёртов “Тибидохс”!
Она наконец-то вспомнила о том, что Чума рассказывала о некромагах – подумала, что, пожалуй, нет ничего в человеке, который должен был получить совсем-совсем скоро дар от самого Тантала, вот только, как ни крути, ничем себе теперь уж точно не поможешь, и никак уж точно не спасёшься.
– Но ведь ты его убила, верно? – язвительно поинтересовался Бейбарсов, вскидывая руку с небольшой молнией.
Он внимательно смотрел на Горгонову, словно испытывая её этим проклятым пронзительным взглядом, и словно потерял ощущение реальности.
Медузия наблюдала за тем, как его глаза начинали стремительно чернеть и как мрак растекался из зрачка по всем глазам.
Казалось, у него не осталось даже белка, и этот ужас вызывал отчаянное желание вновь рвануться в сторону.
…Какой чёрт дёрнул этого Готфрида швырнуть копьё ещё раз, Медузия не знала, но теперь была с удивлением благодарна ему.