Нарисуй узоры болью...
Шрифт:
Всякое может быть.
***
Бейбарсов внимательно всматривался в поверхность зеркала. Удивительно, но теперь Чума решила пойти едва ли не на крайние меры – прежде она очень редко пользовалась этими чудовищами.
Саблезубые барсы – в сочетании с собственной фамилией это выглядело просто смешно, но, собственно говоря, Глеб редко обращал на это какое-то внимание. Тем не менее, он внимательно всматривался в картинку и словно пытался понять причину хоть какого-то действия со стороны животных.
Он даже не содрогнулся,
Ничего хорошего в оной не было, собственно говоря, и даже замечательно, что она умерла, более чем замечательно.
Он усмехнулся, склонив голову набок, а после заметил, что та самая рыжеволосая Провидица упала, не сумев подняться вовремя.
Она казалась слишком потерянной, и Бейбарсов даже порывался остановить какого-то зверя, вот только знал, что это не принесёт девушке совершенно ничего хорошего, скорее очень даже наоборот.
Барс, впрочем, отреагировал на это более чем спокойно – он не стал убивать девушку, лишь обнюхал её и даже лизнул один раз своим длинным языком, а после едва ли не мяукнул.
Большая кошка.
Бейбарсов наблюдал за тем, как зверь перепрыгнул девушку и рванулся куда-то дальше, стремясь убежать как можно скорее, чтобы не оставить совершенно никаких следов собственного здесь пребывания.
Девушка поднималась.
Звери уже выполнили своё задание и убили хотя бы одного, но, тем не менее, это совершенно ничего не меняло.
Ничего страшного.
Удивительно, но тот, кто сопровождал эту Провидицу прежде, подал ей руку не первым. Бейбарсова предельно сильно удивляло то, что он, собственно говоря, не стремился защитить свою, если Глеб не ошибался, невесту.
Валялкин вёл себя… странно.
Он вообще был каким-то непонятным человеком, который, собственно говоря, совершенно ничего сейчас не мог изменить, и Глеб с радостью убил бы этого Ивана, но пока что рано.
Впрочем, ему прежде казалось, что тот хотя бы немного защищает девушку, а теперь у него возникало впечатление, что всё было совершенно наоборот.
Словно перевернувшись.
Глеб вздохнул, склонив голову набок, и прищёлкнул пальцами, словно собираясь переменить изображение, но, тем не менее, всё равно не стал ничего делать, просто внимательно всматривался в изображение.
Ему было интересно.
Тем не менее, пришлось наконец-то переключить магические изображение – следовало помнить о том, что тут было ещё много участников, а некоторые из них так и не получили достаточных испытаний на свою судьбу.
Это было его дело, его задача – не допустить, чтобы победил кто-то, чьи руки остались чистыми от крови.
Чья совесть чиста.
Нельзя, чтобы они вышли отсюда цельными, а не сломленными, нельзя позволить никому остаться счастливым, потому что это будет недостаточно жестоко. По крайней мере, в этом была уверена Чума.
А Чума
Он был уверен в том, что нет совершенно никакого смысла в том, чтобы что-то менять, это было бы глупо.
Так можно утерять собственную цель.
Так может не исполниться то, что он пытался сделать реальностью, и это принесло бы куда больше проблем, чем, скажем, его нынешнее вмешательство, или, напротив, невероятное равнодушие.
Происходит многое.
…Наконец-то он отыскал с помощью зеркала то, что было ему нужно, а после взял со стола, который стоял рядом, небольшой осколок стекла.
Тот был очень острым и каким-то странным на вид, но Бейбарсов не задумывался даже над тем, откуда подобное могло у него вообще появиться. Есть, и точка, просто надо воспользоваться в нужный момент.
– Приятного, - усмехнулся он, внедряя в этот кусочек стекла достаточное количество некромагии, которая сейчас была для него предельно лишней.
Потерял капельку сил, отстрочил собственную погибель как человека – и выполнил то, что называл, собственно говоря, работой.
***
Ягун вздохнул, приобнимая одной рукой собственную невесту и пытаясь её поцеловать в губы, успокоить.
– Ты не переживай, - улыбнулся он. – Всё будет хорошо, поверь мне… Всё будет хорошо. Мы выберемся отсюда.
Она покачала головой и кивнула. Длинные светлые волосы девушки всё так же оставались грязными и неухоженными, а она отказывалась заплести их в косу – и теперь Ягун не мог даже заглянуть в глаза Екатерины, потому что та отгородилась от него пеленой собственных волос.
Она была неимоверно красивой. Черты лица казались ему когда-то практически нарисованными, чрезмерно прекрасными для нормального человека, а глаза, бездонные, какие-то странные, цвета моря, слишком привлекательными.
Тем не менее, сейчас Катя слишком побледнела и показалась для него каким-то… Потоком равнодушия.
– Я бы хотела иметь зеркало сейчас с собой, - вдруг улыбнулась она, а после, посмотрев себе под ноги, вскрикнула от удивления и схватила какой-то осколок стекла прежде, чем Ягун успел её остановить.
Он даже не понял, что случилось – но, тем не менее, был уверен в том, что какая-то капелька энергии, которая была в этом стекле, перетекла в Екатерину и сделала её взгляд ледяным.
Когда она подняла на него глаза, Ягун вдруг вспомнил корку льда, которая сковала озеро и не давала рыбе дышать.
Точно такого же цвета были и её глаза сейчас – страшного, холодного, удивительного и… Такого прекрасного.
Страшно даже.
Ягун попытался забрать у неё зеркало, точнее, этот осколок стекла, вот только ничего сделать, естественно, не смог, только порезал себе руку, а после от удивления вскрикнул, почувствовав, что рана затягивается.