Наркоманы красоты
Шрифт:
«Я не хочу, чтобы вам было неудобно».
Она улыбнулась. «Сомневаюсь, что вы можете попросить меня о чём-то, что может вызвать у меня невыносимый дискомфорт».
По какой-то причине её уверенность поразила меня как абсолютно умилительно человеческая. Я подавил в себе странный порыв закричать.
Я опустил взгляд и попытался собраться с мыслями. Я разговаривал с инопланетным существом, я говорил, я говорил. Это была сильфида, паразитический организм неизвестных источников происхождения и целей, не женщина. Она выкачала жизнь из Байрона
Конечно, для меня она не представляет опасности; поэтому, я не вижу её чудовищности?
«Хорошо», — сказал я наконец. «Каково это — быть сильфидой?»
«Вы не обдумали эту мысль, не так ли?»
«О чём это вы?» В своём голосе я услышал защитные нотки, хотя в её лице не было насмешки или обвинения.
«Миллен, вы спросили, каково это быть мной. Если бы вы задали такой же вопрос любому другому человеку, вы бы ожидали получить полезный ответ? Я не знаю, каково быть кем-либо, кроме Мэделен Осимри. Вы на самом деле предполагали понять, каково это быть кем-то, кроме Миллена Хендера?»
«Полагаю, что нет». Возможно, сначала, я думал, что она более познаваемая, менее сложная, из-за её нечеловеческой природы. Я понял, что это было в высшей степени человеческим мнением. «Тогда, может быть, будет легче рассказать мне, чем вы отличаетесь от меня? Или любого другого человека?»
«Вы перефразировали тот же самый вопрос, Миллен», — сказала она, немного печально. «Насколько я знаю, в человеческой фазе я такой же человек, как и вы».
«Правда? Как это возможно?»
«Почему нет? Моя индивидуальность происходит только от мужчин, с которыми я жила, и ниоткуда больше».
Я задумался. «Люди не так приобретают свои характерные черты».
«Не так? Вы — продукт своих предков, физически и культурно. Я — продукт своих мужей — генов и культур их предков». Она посмотрела вдаль, на бледное свечение Ока. Её внезапно наступившее грустное настроение, казалось, усилило её красоту до невыносимой степени. Дышал я с трудом. «Правда», — продолжила она. «Я эволюционировала через посредников — но до некоторой степени, как и вы. У вас не было учителей?»
«Были», — сказал я. «Но некоторые из моих учителей — и половина моих предков — были женщинами».
Она улыбнулась и одарила меня озорным взглядом. «А вы думаете, что мужчины не в состоянии понять, что это — быть женщиной? Какое любопытно устаревшее представление. Сходства между человеческими мужчинами и человеческими женщинами гораздо более существенны, чем их различия; разве это не было общепринятым знанием на протяжении тысяч лет, задолго до того, как люди впервые отправились к звёздам? Мужчина может стать женщиной, а женщина — мужчиной без какой-либо гибельной психической корректировки. Разве подобные изменения не являются самыми дешёвыми трюками в репертуаре ген-склейки?»
«Полагаю, так», — сказал я.
«Вы слышали о Хелиде Джонс, бывшей святой Церкви ФемЖизни? Она приехала на Око, чтобы взять сильфиду, основываясь на той предпосылке, что она может сделать всё, что может мужчина. Она
Последовала тишина. Я был доволен тем, что просто смотрел на неё. Я забыл о цветопалочке, которую держал в руке, и был на пути к тому, чтобы забыть наш разговор, когда она снова заговорила.
«Миллен», — сказала она. «Я знаю, что поддразнила вас с вашим вопросом. Но скажите мне: Каково это — быть вами?»
Я помедлил с ответом; мои мысли блуждали в чём-то вроде прелестных мечтаний, достаточных самих по себе. «Мной? На самом деле, я не думаю о себе, как обладающем большой индивидуальностью. Я предпочитаю такое отношение; я пытаюсь быть прозрачной линзой без дефектов, через которую была бы ясно видна красота, без приукрашиваний и искажений».
«Это очень амбициозно».
Я вспыхнул, смущённый своим глупым позёрством.
«Нет», — сказала она. «Я это не в смысле критики. Итак, какая же форма у вашей линзы?»
«Форма?» Я поразмыслил об этом. «Человеческая, более или менее. Так, что другие люди могут смотреть на мои картины и видеть что-то из тех же самых вещей, которые видел я, своими человеческими глазами. Полагаю, это лучшее, что я могу сделать».
«А», — сказала она и каким-то образом это не был не имеющий смысла вежливый звук, каким он был бы в большинстве ртов. Хотя я не могу объяснить, чем он отличался.
Другой вопрос пришёл мне в голову. «Вы упомянули свою человеческую фазу. Насколько вы отличаетесь в вашей другой форме?»
«Этот вопрос лучше, Миллен, но, боюсь, я не смогу дать вам очень полезный ответ. Ученные говорят, что мы не разумны, и, вероятно, они правы. Я ничего не помню о своей жизни в Оке, за исключением…» Её лицо посветлело. «За исключением того, я думаю, что это было радостно. Без слов, без мыслей — просто радостно».
Это показалось настолько странным, что я захотел спросить ещё, но в это время в комнату влетела с выпученными глазами Крондиэмская служанка с важным сообщением, которое она прошептала Мэделен на ухо.
Лицо Мэделен исказилось и она поднялась. «Извините», — сказала она и почти бегом вышла из комнаты.
Прошло больше часа, прежде чем она вернулась. Я вышел на террасу и, оперевшись на каменную балюстраду, смотрел на Око.
Она подошла бесшумно. «Миллен?» — сказала она и я подпрыгнул.
Она стояла в нескольких метрах, лицо омрачено, руки сложены вместе на талии.
«Да», — сказал я.
«Байрон Осимри умер», — сказала она, её голос слегка дрожал.
Я не был уверен в том, что мне следует сказать. Всё же, это она убила своего мужа, хотя он и был добровольной жертвой. В конечном счёте я остановился на пустой традиции. «Мне жаль», — сказал я.