Наркоманы красоты
Шрифт:
Я был удивлён, что умирающее тело Осимри смогло сохранить такую упрямую страсть, но её наличие заставило меня насторожиться. «А», — сказал я глупо. «Ну, предварительный набросок, вы знаете».
«Понятно», — сказал Осимри. «Вы принесли портфолио? Можно посмотреть?»
«Конечно», — сказал я и повернулся, чтобы установить мольберт. «Так будет нормально?» — спросил я, имея в виду расположение мольберта.
«Так хорошо. Я устроил всё так, что моё зрение исчезнет в последнюю очередь. По очевидным причинам». Его ужасные влажные глаза повернулись к Мэделен.
Я
Я указал на изображение. «Эта сцена нарисована во время моего посещения Снега. Вы знаете об эфемерах, которые когда-то жили там? Это был один из их портретных залов — сейчас, конечно, разрушенный». Мультипамять показала коридор, занесённый снегом. По его заплесневелым стенам косо висело несколько изорванных картин, вся сцена целиком заключалась в рамку из провисшего дверного проёма. Я гордился этим экземпляром; благодаря удаче или нечаянному умению разнообразные углы образовали тёмный вихрь, вибрирующий на краю хаоса.
Осимри ничего не сказал. Я перешёл к следующему изображению. «Это придворный портрет Линианского верховного палача в день перед его отставкой». Это был необычный заказ, но я снова был доволен результатом. Мне удалось придать синему жабоподобному инопланетянину почти человеческое выражение достойно ожидаемой печали — хотя я никогда не был полностью уверен, что этот эффект был подходящим. Инопланетяне есть инопланетяне.
«Превосходная работа», — сказал Осимри. «Но нет ли у вас образцов из нашего маленького городка?»
«Ну», — сказал я. «Я пробыл здесь совсем недолго и всё, что у меня есть, это, на самом деле, грубые наброски. Я не горжусь ими».
«Вздор, Хендер», — сказал он. «Я уверен, они чудесны — но я буду держать в уме, что они — ещё не законченные работы. Покажите нам». В искусственном голосе была резкость, словно он не останется таким вежливым, будь я настолько глуп, чтобы перечить ему.
Я почувствовал внезапную дрожь мрачного предчувствия. Всегда опасно иметь дело с очень богатыми; они часто отказываются признавать границы, которые люди по-меньше должны соблюдать. Возможно я был беспечен, придя сюда.
«Если желаете», — сказал я наконец. «Хотя, как я сказал, у меня есть лишь несколько вещей». Я убрал мультипамять, на которой было моё стандартное портфолио, и заменил её планшетом с набросками.
Я показал изображение резных ворот над Пляжем Встречи.
«А», — сказал он. «Теперь кажется, что это было так давно, когда я прошёл под ними. И всё же, очень недавно, по счёту дней. Следующая картина!»
Я дотронулся до мультипамяти и вызвал набросок вдовьего загона.
Несколько долгих секунд он исследовал его. В конце концов он сказал: «Выразительная работа, но я не вижу меланхолии, которую описала Мэделен. Мне он видится довольно мирным изображением».
Снова я почувствовал скрытое течение конфликта, но в этот раз я не осмелился посмотреть на Мэделен.
Я вывел набросок обнажённой красно-волосой сильфиды.
Мгновение он пристально глядел, не реагируя, потом сказал:
«По-моему, так», — сказал я, немного уязвлённый его сомневающимся тоном.
«Некоторые мужчины в душе так мелки, что им требуется зависть других. Поэтому они выпускают своих любимых на улицы». Его голос стал ниже. «И всё же, это понятное побуждение… если вульгарность, в этом случае, кому-то доставляет удовольствие. Скажите мне, Хендер, вы любите вызов? Думаете, вы сможете преуспеть там, где многие другие потерпели неудачу? Создать изображение сильфиды, которое бы передавало её более-чем-человеческую красоту?»
«Эта мысль приходила мне в голову», — сказал я осторожно.
«Хорошо! Показывайте дальше».
Как только я показал набросок появляющейся сильфиды, видимой через вытянутые в мольбе руки ищущего, тело Осимри затряслось. Я был поражён; я думал, что подобное движение в его разлагающемся состоянии было невозможно.
«Выключите», — проскрежетал он. «Выключите!»
Я немедленно отключил мультипамять. «Простите», — сказал я. «Я не хотел вас обидеть».
Осимри лежал молча, его отталкивающие глаза застыли на мне. Молчание длилось так долго, что я засомневался, не умер ли он, и уже был готов сказать что-нибудь необдуманно смелое, когда он наконец снова заговорил.
«Нет», — сказал он. «Вы сделали не больше, чем я просил. Но то, что вы показали мне, было настоящей ложью. Или ложной правдой, если предпочитаете. Посмотрите на Мэделен и скажите мне, что она всего лишь то создание, что вы нарисовали. Смотрите!»
Так что я посмотрел. Она ответила на мой пристальный взгляд с некоторой прохладой, но без самосознания. Или возмущения.
«Понимаю вашу точку зрения», — сказал я, но мне было интересно, почему мы говорим о ней, словно её здесь нет. Или словно она была каким-то неодушевлённым предметом.
«Хорошо. Хорошо. Мне нравится ваша работа, Хендер, и, кроме того, через день или два я умру, а какова вероятность того, что прежде, чем я превращусь в мясо для червей, случайно зайдёт другой художник хоть какой-то репутации?»
Я всё ещё смотрел на Мэделен и увидел, как печаль сошла на её лицо. Рот её задрожал и одним уголком опустился вниз. Я с неохотой возвратил своё внимание к Осимри.
Я почувствовал необходимость сказать что-нибудь вежливое, хотя на самом деле Осимри казался мне уже мёртвым, говорящим трупом. Но прежде, чем я смог сформулировать какое-нибудь сочувственное замечание, он продолжил.
«Итак. Мой заказ — это портрет моей дорогой Мэделен, сделанный с приложением всех ваших сил. Приходите снова завтра ночью, в это же время, и начинайте». Он кажется рассматривал сделку как заключённую, и я бы не осмелился возразить ему, даже если бы не хотел так отчаянно нарисовать её.
«Если я умру раньше, чем вы закончите, я должен верить, что вы закончите работу». Он сделал паузу, в его глазах появился тусклый свет. «Я могу верить вам?»
«Я закончу портрет, приложив все силы и старание», — сказал я.