Народ, или Когда-то мы были дельфинами.
Шрифт:
Дафна вздрогнула. У Кокса был необыкновенный дар — заглядывать к человеку в голову и оставлять за собой изгаженное пространство. Ей хотелось извиниться перед пляжем за то, что Кокс осквернил песок своими ступнями. Но она пригляделась к лицам морщинистых стариков, и сердце её подпрыгнуло. Они сверлили Кокса взглядами. Они его ненавидели! Он привёл их сюда, и они оказались под жерлами пушек! Их могут убить, а ведь они всю жизнь положили на то, чтобы их не убили. Ну да, он убил их предыдущего вождя, но только потому, что у
— А вы, мистер Кокс, выучили язык своих новых подданных? — невинно спросила Дафна.
Кокса этот вопрос ужасно удивил.
— Что, я? Да разрази меня гром, если я стану учить ихнюю тарабарщину! Уга-вуга, буга-муга! Это не для меня. Если уж тебе так интересно, я учу их английскому. Я их, материных детей, цивилизую, даже если придётся перестрелять всех до одного. Кстати насчёт уга-вуга, о чём это они там разболтались?
Дафна прислушалась краем уха. Переговоры между воюющими сторонами проходили как-то странно.
Вражеские воины слушали Пилу, но, когда он отвечал, поглядывали на Мило, словно Пилу сам по себе ничего не представлял.
Мау был вообще не у дел. Он стоял за спиной у братьев, опершись на копьё, и слушал. Дафна подошла, ожидая, что придётся расталкивать толпу, и обнаружила, что не пришлось: вражеские вожди стремительно расступались перед ней.
— Что происходит? — шепнула она. — Они боятся пушек?
— Да. Они верят, что надо устроить поединок — один вождь против другого. Если наш вождь побьёт их вождя, они уплывут.
— Им можно доверять?
— Да. У них вера такая. Если их бог к ним неблагосклонен, они не сражаются. Но Кокс хочет, чтобы они сразились все разом, и они знают, что должны ему повиноваться. Он хочет устроить побоище. Он сказал им, что пушки не сработают.
— А ты думаешь, что сработают, — сказала Дафна.
— Думаю, что одна сработает, — тихо ответил Мау.
— Одна? Одна?!
— Не кричи. Да, одна. Всего одна. Но это неважно, потому что всё равно у нас пороху только на один выстрел.
Дафна потеряла дар речи. Наконец она выдавила из себя:
— Но ведь было три бочонка!
— Верно. Маленький бочонок из твоей каюты был наполовину пуст. В остальных — пороховой суп. Туда попала вода. Вышла вонючая каша.
— Но вы стреляли несколько недель назад!
— В маленьком бочонке хватило пороху на два выстрела. Первый раз мы попытались выстрелить из самой целой пушки. У нас получилось. Ты видела. Но теперь вдоль всей пушки трещина, а это была самая лучшая пушка. Но не бойся, мы её починили.
Дафна нахмурилась.
— Как можно починить пушку? Никак нельзя! Во всяком случае, не здесь!
— Брючникам, может, и нельзя, а мне можно, — гордо сказал Мау. — Вспомни, ты ведь и свинью подоить тоже не умела!
— Ну хорошо, так как же
— Нашим традиционным способом, — просиял Мау. — Связали верёвкой!
— Вере…
— Ва-а-ак! Кокс — чёртово отродье!
Даже Дафна, уже открыв рот, чтобы возразить, повернулась на крик…
Но Кокс опередил всех. Его рука двигалась быстрее попугая, летящего вдоль пляжа. Кокс одним движением взвёл курок, прицелился и выстрелил трижды. Попугай вскрикнул и свалился в заросли бумажной лианы над пляжем. В воздухе повисло несколько пёрышек.
Кокс поглядел на зрителей, раскланялся и помахал рукой, как музыкант, только что сыгравший очень сложный фортепианный концерт. Но охотники за черепами глянули на него так, словно он маленький мальчик, который обмочился и похваляется этим.
Дафна всё ещё пыталась осознать слова Мау про верёвку, но поверх этого всплыла мысль: «Три выстрела подряд! У голландского капитана был не пистолет, а револьвер!»
— Думаю, пора. Пилу, наверное, уже достаточно заморочил им головы. Переводи, пожалуйста, мои слова на язык брючников.
Она не успела и возразить, как он зашагал по пляжу. Собравшиеся в кучку не успели опомниться, как он уже растолкал их и стал посреди круга, лицом к охотникам за черепами.
— Кто сказал, что наши пушки не стреляют? — громогласно прокричал он. — Хватит споров! Огонь!
Наверху, на утёсе, Безымянная Женщина, или Женщина — Бумажная Лиана, которая до этого сидела, послушно скрючившись над зелёной пушкой, поднесла шнур к запалу и, как было велено, очень быстро отбежала в сторону. Она постояла за деревом, пока не затих грохот, а потом ещё быстрее прибежала обратно. Она не обращала внимания на пушку, окутанную облаком пара, и смотрела на лагуну.
Ядро упало посреди лагуны, и три лодки перевернулись. В воде бултыхались люди. Она улыбнулась и оглянулась на пушку. Без единого слова Безымянная Женщина упросила остальных, чтобы ей разрешили выстрелить. Разве не она собирала бумажные лианы? Разве не она плела из них верёвки с рассвета до заката, вплетая в них неистощимую ненависть из собственного сердца? Разве Мау не видел, как она помогала Пилу заделывать трещины в стволе металлическими пластинами? Разве он не видел, как бережно она обматывала верёвками пушку, слой за слоем, и каждый слой был прочен, как её жажда мести?
Он видел. И верёвки выдержали. Узкие полоски бумажной лианы удержали красный гром внутри пушки.
Она вернулась к дереву, взяла своего ребёнка из колыбельки, сплетённой из бумажной лианы, поцеловала его и зарыдала.
— Мы снова будем стрелять, — закричал Пилу, пользуясь всеобщим замешательством. — Мы уничтожим ваши большие каноэ. Мы бросили вам вызов! Вы должны принять его! Или хотите плыть домой?
Охотники за черепами сгрудились вокруг Кокса, который ругал их последними словами.