Народ, или Когда-то мы были дельфинами.
Шрифт:
Это была странная, пугающая мысль. Она плясала в голове Мау, как белая нить на зловещем красном фоне. Мысль продолжалась: «Он умеет думать как ты. Ты должен думать как он».
«Но если я буду думать как он, он выиграет», — подумал в ответ Мау.
«Почему же? — возразила новая мысль. — Думать как он — не значит быть как он! Охотник приучается понимать кабанов, но сам от этого не превращается в свинину. Он приучается понимать погоду, но сам не становится облаком. И когда на охотника бросается ядовитый зверь, охотник не забывает, кто из них охотник, а кто дичь! Ныряй! Сейчас же!»
Он нырнул. Дерево, наполовину застрявшее в проломе,
На нём уже возник собственный маленький мир. Многие ветки были сорваны, но дерево опутали хвосты водорослей, маленькие рыбки вплывали в эти тёмно-зелёные леса и выплывали обратно. Но ещё лучше то, что, втиснувшись между деревом и краем пролома, как раз можно высунуть лицо из воды под прикрытием водорослей.
Он опять нырнул. Вода вокруг порозовела. Сколько может быть крови в одном ухе? Достаточно, чтобы привлечь акул, — вот сколько.
Послышался удар, и дерево вздрогнуло.
— Ага, мальчик, я тебя поймал, — сказал Кокс. Судя по звуку, он стоял прямо над Мау. — Теперь тебе некуда деваться, а?
Дерево снова закачалось — человек разгуливал по нему взад-вперёд в тяжёлых сапогах.
— И я не свалюсь, не волнуйся. Для моряка это бревно — всё равно что широкий проспект!
Раздался ещё удар. Кокс принялся прыгать, раскачивая дерево. Оно слегка повернулось в воде, и Мау не успел спрятаться обратно в тень — мимо лица пролетела ещё одна пуля.
— Ай-ай-ай. У нас царапинка, — сказал Кокс. Отлично. Осталось только подождать, пока явятся акулы. Страсть люблю смотреть, как они кушают.
Мау, перебирая руками, двигался под водой вдоль бревна. За ним тянулся розовый след.
Уже было шесть выстрелов. Мау поднял голову под прикрытием большого клубка водорослей и услышал щелчок.
— Знаешь, я сильно разочаровался в этих людоедах, — сказал Кокс прямо над головой. — Сплошные разговоры, сплошные правила, сплошное мумбо-юмбо. Дикое количество мумбо-юмбо, ха-ха. Они какие-то вегетарианцы. Должно быть, миссионеров переели.
Снова раздался щелчок. Кокс перезаряжал пистолет. Для этого нужны две руки, верно?
Щёлк…
Мау протянул руку к поясу и не нашёл ножа. Щёлк…
Поэтому он поплыл вдоль нижней части ствола, лицом вверх, так что его нос был всего в футе от коры, по которой ползали мелкие крабы.
Так всё и кончится. Лучше всего подняться наверх и дать себя застрелить. Несомненно лучше, чем акулья пасть. И тогда все, кто когда-то знал про Народ, умрут…
«Мау, ты что, совсем дурак?» Это был новый голос, и он сказал: «Мау, я — это ты. Просто ты. Ты не умрёшь. Ты победишь, если будешь внимателен!»
Щёлк…
Бледно-зелёные водоросли перед глазами расступились, и мелькнуло что-то чёрное. Время словно остановилось — Мау раздвинул водоросли и увидел его. Он плотно сидел в стволе, покрытом зарубками, напоминающими, что мужчины помогают другим мужчинам.
Как Мау гордился собой в тот день. Он вогнал топор алаки в дерево так глубоко, что следующему мальчику пришлось бы напрячь все силы, чтобы его вызволить. Следующим мальчиком оказался сам Мау.
Бездумно, словно наблюдая за собой со стороны, он схватился за топорище и стал поднимать ноги, пока они не упёрлись в ствол снизу. Топор сидел плотно.
— Я слышу, как ты там елозишь, — сказали прямо над головой. — Сейчас начнёшь елозить ещё быстрее. Я уже
Щёлк…
Топор освободился. Мау ничего не почувствовал. Голову снова затопила серая мгла. Не думай. Делай то, что надо делать, — одно за другим, по порядку. Топор освободился. Теперь у тебя есть топор. Это факт. Другой факт — Кокс уже зарядил пистолет.
Перебирая ветви, Мау подтянулся к небольшому просвету, где мог дышать, оставаясь невидимым. Точнее, где он мог надеяться, что остаётся невидимым. Он быстро втянул голову под воду. Мимо пролетела пуля. Осталось пять пуль, и Кокс уже терял терпение. Он выстрелил опять (осталось четыре пули — это факт) и оказался прямо над Мау, стараясь уловить движение в путанице плавающих водорослей. Пуля ринулась вниз, прямо, как копьё, но сбилась с дороги. «В воде тяжело бежать, — сказал себе Мау. — Чем больше усилий прилагаешь, тем тяжелее. Это факт. Должно быть, с пулями то же самое. Это новый факт!»
— Ну что, на этот раз я попал? — спросил Кокс. — Надеюсь, что да, для твоего же блага, потому что они уже совсем близко. Нет, я только из любезности сказал, что надеюсь, потому что мне хочется посмотреть, как ты будешь извиваться. Я здесь побуду, пока акула не рыгнёт после обеда, а потом вернусь на берег и мило поболтаю с твоей барышней.
В лёгких у Мау начало саднить. Он потряс ствол дерева и опустился поглубже. Он не слышал, что орал Кокс, но четыре пули плюхнулись в воду над головой. Несколько секунд за ними тянулись хвосты пузырей, а потом пули принялись медленно тонуть, сносимые течением.
Шесть выстрелов. Остался только маленький пистолет. Да, Коксу придётся перезаряжать револьвер. А для этого нужны обе руки. Это факт.
Сейчас будут ещё факты, один за другим, и все аккуратно встанут на своё место, как маленькие серые кубики.
Мау быстро всплыл, волоча топор за собой. Свободной рукой он схватился за обломанный сук, ногами упёрся в другой — лёгкие уже пылали огнём — и вложил всю тяжесть тела, всю скорость и все оставшиеся силы в бросок.
Топор вылетел из воды по огромной дуге, рассекая застывшее время, и капли воды зависли в воздухе, отмечая его траекторию. Он закрыл солнце, выманил на небо звёзды, и по всему миру загремели грозы и случились странные закаты (во всяком случае, так потом рассказывал Пилу) — и пока время навёрстывало своё с удвоенной скоростью, топор ударил Кокса в грудь, и он повалился с бревна спиной вперёд. Мау видел, как, падая, Кокс поднял пистолет, потом его лицо расплылось в широкой ухмылке, углы рта обагрила кровь, и его утянуло в бурлящие воды.
Акулы явились к обеду.
Мау полежал на бревне, пока не стало тихо. Он лежал и думал; сквозь алую пелену боли в лёгких с трудом пробирались маленькие белые мысли: «Хороший топор был. Интересно, удастся ли его отыскать».
Он с усилием встал на колени и моргнул, не очень уверенный в том, кто он такой. А потом посмотрел вниз и увидел серую тень.
«Я пока похожу по твоим стопам», — сказал голос прямо у него над головой.
Мау с трудом поднялся на ноги. Все до единой мысли, оставшиеся в голове, казалось, тоже были покрыты синяками. Он дошёл до дальнего конца бревна и перешагнул с него на дорожку, усеянную обломками коралла. Там, где он шёл, серая мгла заполняла воздух, и по обе стороны его тихо вздымались и опадали огромные крылья Локахи. Мау чувствовал себя… металлическим: твёрдым, острым, холодным.