Народ на войне
Шрифт:
Боятся, много нас здеся. Потому и на позицию гонят, чтобы немец наши силы разредил.
За границей рабочему человеку тоже не сладко. Скоро и там войну бросят, как своих-то сидней свалят.
Не звони, Керенский, звоном,
Не хотим твово закону,
Ты не разговаривай,
С немцем мир устраивай
Вы, молодчики, хваты.
Солдатские депутаты,
Коль вы кровные нам братцы,
Не гоните
Приехал один такой, не военный. Вздел пальтишко на пиджак да и думает, что он не дурак; а эдакого дурня и в бане видать.
Не езжайте, баринки,
На войну сговаривать,
Как хотят большевики
С немцем мир устраивать.
Как военный комиссар
На позицьи посылал,
Сам воюй, коль больно храбрый,
А нам в руки цепы-грабли.
Ночью проснусь, сяду, а руки просто горят — до дела рвутся. Куда уж тут воевать...
Наша така воля —
Воевать довольно,
Дома дела гора,
По домам пора.
Мне одна свобода —
На дому работа,
А Керенский депутат
Не велит домой пускать.
Один приезжий, сразу видно, дельный. Идите, говорит, отсюда, только порядок держите, ничего не разоряйте, своего брата депутата слушайтесь, от господ подальше. А войне конец.
В городах полиция
Без пользы держалася,
А у нас позиция
Без пользы осталася.
Комиссары по лесам,
А солдаты кочками,
Повоюй-ка, братец, сам,
А мы кончили
Наплевали на амбицью,
Растеряли амуницью,
Хоть приставь Дума полицью,
Не вернемся на позицью
Уж так-то мне лестно,
Что я стал известный,
Воевать арчатился,
В газетах зазначился
Ты на месте не сиди
И к знахарю не ходи,
Ты окстися раза три
Да с позицьи и дери
Начальствам по заднице,
А не видно разницы,
Красный флаг качается,
Война не кончается,
Как военный депутат
Уговаривал солдат,
А солдат серчает,
Воевать кончает
Напекла нам бабушка
Сдобные калабушки,
От свободы обсытели,
Воевать порасхотели
Коль настала революцья,
Жить народам без господ,
А солдатска резолюцья —
По домам чтобы поход
Как, бывало, пушка бахнет —
Во мне сердце так и ахнет,
А теперя эта пушка
Будет детушкам игрушка
V.
Полковнички —
Греховоднички,
Не заступятся теперь
И угоднички
До дому спешу,
Полну шапку ташшу,
А в той шапке бабам тряпки,
А начальству по шишу
Как простой народ
Усмехается,
А начальство сидит
Злопыхается
Размазывать тут нечего, всякий знает, какой он от начальства страх был. Коль не бьет, так кислым глазом донимает или словом язвенным. До смерти я их боялся, притаясь живал
Хуже не было ласки барской. Стоишь перед ним не свой, он шутить готов, да кабы давал отшутиться. А то словно он на престол, а ты рожей об стол. Обида, бывало, распирает
Отшучиваться не приказано нам было. Стоишь — от ухмылки скулы гудут, в кулаке словно мышь зажата, аж щекотно.
Отшутился я как-то, так хама получил, и в другую часть перевел, чтоб ему на голову не сел с отшутки-то.
Со мною добрый был, всему обучил: не бояться, честь свою понимать. Все это помню, а начну говорить — сейчас вокруг себя плохое-худое выискиваю; счеты, видно, сводим.
И выходит на тех счетах — им с нами вовек не расплатиться. Целыми гнездами до исконных дедов нас в черном несчастье держали. Что теперь ни отдай — всего мало
Меня нужно при врагах приставить. Я врага сразу по глазам узнаю и спуску ему не дам.
Опоздал ты малость, тебе бы в фараонах царских послужить было. Наш городовой, бывало, все грозится «Я,— говорит,— по первому взгляду революцию в человеке вижу. Вскинет такой глазом, а я ему — пожалуйте в участок».
Не звони, поручик, шпорой,
Эполеткой не свети,
Солдатня ступает скоро
По свободному пути.
По свободному пути
Поручичку не идти,
Для свободной для дороги
Жидковаты твои ноги.
Не то он радуется, не то боится чего. И то сказать: не по-нашему он в новую жизнь вступает. Один у нас с ним хлеб, да до сего времени без нас тот хлеб ламывал. Как бы теперь в кусочки не пойти.
Усики у него черные, до того франт — весь светится. Что ноготки, что головка в маслице. На песок через платок садится. Посадим мы его теперь голым задом на ежа, пусть привыкает.
Мало кто пригодится нашему брату, разве детей колыскать. Так и того доверить нельзя; они наших ребят куда пониже щенков оценивали.